– Как вы думаете, он любит ее?

– Кто?

– Герцог Бэкингем! Говорят, он готов завоевать Францию ради улыбки королевы Анны…

– Не спрашивал. Мне это неинтересно, – добавил он искренне.

– Но вы же говорили с ним, писали его портрет? Он красивый мужчина, как вам показалось?

Рубенс почувствовал, что ревнует к герцогу.

И еще – что его совершенно не устраивает неопределенность. Он должен наконец закончить неприятные и необходимые дела, получить титул от эрцгерцогини, получить деньги от Бэкингема и стать мужем Сусанны.

– Давайте вернемся, – предложил он.

Рубенс ждал две недели в Кале напрасно: на море разыгралась буря, волны и ветер не становились меньше. Ждать дольше было невозможно: эрцгерцогиня была уверена, что он во Франции, и при желании легко могла это проверить. Рубенсу пришлось погрузиться на корабль – терпеть качку и переносить сильнейший шторм, ежечасно беспокоясь за свой груз. Страдая от морской болезни, он вспоминал свое путешествие в Испанию почти двадцать пять лет назад. Когда он думал о той морской буре, о той поездке, то начинал сам себе завидовать: он тогда обрел зеркало, он был молод! А что теперь?..

«У меня все будет. Я все равно самый счастливый человек на свете. А зеркало… вдруг я не случайно еду в Лондон. Вдруг оно захочет вернуться?»

Как он и ожидал, разговор с эрцгерцогиней в Брюсселе получился невнятным; догадавшись, что новые идеи Рубенса связаны с визитом герцога в Антверпен, правительница стала подозрительной и несговорчивой. Рубенс прекрасно понимал ее сомнения и втайне разделял их, но при помощи витиеватых доводов и лести ему все же удалось уговорить наместницу. Они вместе написали письмо в Мадрид ее племяннику королю и министру Оливаресу. Письмо было написано, разумеется, от имени эрцгерцогини, о Рубенсе там упоминалось лишь как о возможном посреднике в предполагаемых переговорах с англичанами.

На корабле по дороге в Лондон Рубенс снова и снова мысленно возвращался к поступкам герцога, поражаясь тому, что Бэкингему удалось втянуть и его в эти события: «Предложение Бэкингема испанцам может звучать приблизительно так: «Да, этим летом мы пытались захватить испанские корабли с золотом. Не получилось. Кроме этого, мы только что подписали двустороннее соглашение о сотрудничестве с Нидерландами, ура! Однако наш будущий союз с Испанией, главным врагом Нидерландов, может привести Нидерланды к катастрофе и полной изоляции. Не важно, наплевать. Мы только что хотели объединиться с Францией против Испании, но кардинал Ришелье посмел дерзко обидеть герцога Бэкингема. Так что теперь, дабы наказать Ришелье и Людовика за несговорчивость, мы будем искать возможность альянса с Филиппом IV Испанским!»

«Безумный герцог рассчитывает, что Оливарес согласится. А мне досталась роль шута в этой затее! – злился Рубенс, лежа ничком в своей каюте. – Конечно, он мог послать только меня, ведь ни один аристократ не захочет позориться, выходя с нелепыми предложениями к суровым правителям Мадрида. Да, я смог убедить наместницу эрцгерцогиню: такой союз будет гибельным для Нидерландов, следовательно, он будет очень выгоден для Фландрии. Герцог не ошибся во мне, надо отдать ему должное. Несмотря на то что он отнял у меня зеркало, моя способность влиять на людей сохранилась, как и дар живописца», – успокаивал себя он.

– Я здесь по поручению герцога, маэстро! Счастлив видеть вас здесь!

Тоби Мэтью подплыл на большой лодке и поднялся на корабль, встречая Рубенса. Кораблю каким-то чудом удалось невредимым войти в порт Лондона. Они обнялись, как друзья. Художник обрадовался было «бесхитростному Тоби», но вдруг вспомнил о случае с отвергнутой «Охотой»…

Тут только Рубенс сообразил, что Тоби разговаривает с ним по-фламандски.

– Мэтр, мы вместе с грузом поплывем к дворцу герцога, такой у меня приказ. Там нас встретит Балтазар Жербье. Он купил новый дом на Стрэнде, неподалеку от дворца герцога. Сейчас войдем в Темзу, там воды поспокойнее, – заверил Тоби Мэтью измученного художника, пока матросы перегружали ящики на баркас. – Я слышал, как милорд спрашивал о какой-то новой картине. Вы привезли ее, мэтр?

– Ваше ли это дело, синьор Мэтью? Меня укачало, и я хотел бы отдохнуть, – добавил Рубенс – нарочно по-итальянски, чтобы напомнить англичанину об их первой встрече.

– Простите, мэтр. – Тоби покраснел. – Я не хотел тогда вас обманывать, просто не успел рассказать, что моя кормилица была из Антверпена, она в детстве говорила со мной на вашем языке…

– Вот мой сундук и картины, они упакованы отдельно, – недовольно буркнул Рубенс. – Следите, чтобы не выронили, вам хорошо известно, какая это ценность.

Рубенс хмуро смотрел по сторонам, молчал: по Темзе плавали красиво украшенные суда и небольшие лодки: казалось, что их сотни, а может быть, даже тысячи. Шторма здесь не было, но над водой висел туман, тени лодок будто скользили по воде, исполняя сонный танец в нереальном мире…

Воду из-за тумана разглядеть не было возможности, но от нее разило зловонием. Как лодки управлялись при полном отсутствии видимости, оставалось загадкой. Баркас подрулил прямо к подножию широких ступенек мраморной лестницы. Там их ждал Жербье, окруженный слугами.

– Ого, давно не виделись!

Рубенсу вдруг вспомнилось, что в последнюю их встречу он вышвырнул голландца из своего дома.

Жербье помог ему сойти на берег. Слуги осторожно выгружали ящики, голландец отдавал приказы.

– Ваши личные вещи Мэтью отнесет в мой дом, это недалеко, – сообщил Жербье. – Мы с женой будем рады принять вас. Мои дочери – а я счастливый отец четырех красавиц! – тоже ждут вас, мэтр.

Они поднялись по просторным ступеням к площадке перед каменным мостом, перекинутым через ров. Мост был украшен скульптурами львов, единорогов, грифонов; сказочные существа стояли на страже, хищно оскалившись.

– Милорд Бэкингем сейчас в Хэмптон-корте, у короля. Леди Кэтрин с детьми в Ньюхолле, загородном поместье, – объяснил Жербье. – Мы проследим, как устроят здесь ящики.

К удивлению Рубенса, Жербье повел его не во дворец, а в прилегающую хозяйственную постройку. Хотя и это здание с острыми коньками крыш и высокими каменными трубами отличалось своеобразной живописностью, образуя разительный контраст с величественной архитектурой дворца.

Слуги принесли ящики с антиками, Рубенс сам вскрыл ящик с самыми ценными скульптурами и удостоверился, что все цело. Первые сутки в доме Жербье Рубенс блаженствовал, наслаждаясь тем, что кровать под ним не качается. День он провел в обществе тихой бесцветной жены Жербье и его дочерей. Хозяин дома весь день провел в королевском дворце и вернулся поздно.

– Милорд приказал ждать, пока его казначей наберет нужную сумму. Там у нас такое творится… не до искусства, – поделился Жербье с Рубенсом новостями за поздним обедом. – Слезы, вопли, все ссорятся со всеми! Герцог убедил его величество выслать из Лондона всех французов, которых привезла с собой королева. Но, боже, что началось! В свите королевы несколько сот католиков, при ней и епископ с отрядом францисканских монахов, которых она тоже перетащила из Парижа. Скоро дойдет до того, что они начнут требовать католических богослужений в центре Лондона! Народ недоволен! Сейчас королева рыдает, грозится покинуть Англию следом за своей французской свитой. Его величество сердится то на нее, то на милорда – в общем, конец света…