— Что новенькое-то? — недовольно спросил Роман. — Между прочим, мог бы включить громкую трансляцию, чтобы все слышали.

— Извини, забыл, — ответил Арбуз, — но тут такое, понимаешь, что всякий бы забыл…

— Да что там такое? — возмутился Роман. — Давай говори, а то сейчас получишь бутылкой по башке!

— Кстати, насчет бутылки…

Арбуз встал и достал из холодильника запотевшую бутылку лимонной «Финляндии».

Поставив на стол три хрустальные стопки, он налил себе и сказал:

— Тоста не будет, так что если кто хочет, пусть наливает сам. А лично я выпью, потому что такие новости на трезвую голову узнавать вредно.

— Да какие новости-то? — Роман нервно схватил бутылку.

Арбуз залпом выпил водку, поморщился и ответил:

— Горячо любимая нами «Воля народа» все никак не может угомониться, и теперь они придумали новый способ угробить российских зэков.

— То есть как это? — Роман, налив себе, вопросительно посмотрел на Лизу, и она отрицательно покачала головой. — Один раз не удалось, так они снова?

— Вот именно, — Арбуз закурил и озабоченно посмотрел в окно, — именно снова. Но на этот раз все будет иначе. Они решили проехаться по зонам и тюрьмам России на каком-то «Поезде здоровья» и сделать всем прививку от туберкулеза. И все это, между прочим, под эгидой международной организации «Здоровый зэк». Никогда о такой не слышал!

— Ну, прививка, так что с того? — нетерпеливо спросил Роман.

— А то, что это не прививка будет, а заражение каким-то хитрым вирусом. И через полгода все зэки поставят кеды в угол. А выглядеть все это будет как эпидемия.

— Не может быть! — воскликнул Роман и от волнения выпил еще одну рюмку.

— Еще как может, — невесело покачал головой Арбуз, — ты что, думаешь, что я это сам придумал, чтобы вас развлечь? Ты лучше изобрети, что с этим поездом делать.

— Ну как… — Роман поднял брови, — уничтожить его надо.

— Это понятно, — кивнул Арбуз, — но как? Это ведь тебе не мину в «Москвич» заложить.

— Тогда надо… — Роман нахмурился, — тогда… Нужно захватить этот поезд.

Лиза засмеялась.

— Вот видишь, даже женщина смеется, — сказал Арбуз и проворно нагнулся, увернувшись от полетевшей в его голову чайной ложки.

— В следующий раз будет чашка, — пригрозила Лиза.

— А что я такого сказал? — удивился Арбуз. — Ничего особенного. А насчет захвата поезда — чушь собачья. Он ведь гуманитарный, значит, будет охраняться, и, между прочим, охранять его будут солдатики «Воли народа». А они не такие простые ребята, чтобы просто сказать им — вылезай, приехали.

— Тогда… Тогда нужно навести на поезд спутникшпион, чтобы он опознал его, как вражеский объект, — глубокомысленно произнес Роман.

Арбуз посмотрел на Лизу и покрутил пальцем у виска.

Лиза поджала губы и горестно покачала головой.

— Ну, если вы такие умные, тогда предложите что-нибудь сами, — обиженно сказал Роман и полез в холодильник за пивом, — не хочу я больше вашей водки.

Яков Борисович Тягайло, он же Тягач, оторвал от уха телефонную трубку, с укоризной посмотрел на нее и покачал головой, сдвинув мохнатые седые брови.

Вслед за ним точно так же покачал головой и сидящий напротив него за столом маленький старичок в пейсах, удивительно похожий на суетливую мартышку. Только в отличие от Тягайло он не нахмурился, а сложил брови домиком, отчего сразу же приобрел печальный и тревожный вид.

— Я же говорил, что добром это дело не кончится! — доносился между тем из трубки нервный голос. — Ну и что, что Арбуз крутой как вареное яйцо? Все равно волна пошла, вологодские за Корявого вписались, Федя Темный аж с барнаульской кичи звонил! Базар идет, что теперь уже и в Волгограде у Арбуза какие-то заморочки…

Старичок-еврей еще раз покачал головой и молитвенно сложил перед грудью морщинистые ладошки. Погрозив ему пальцем, Тягач снова прижал трубку к уху.

— Стой, Кабан, не тарахти! — остановил он собеседника. — Ну что у вас, у молодых, за привычка? Так и норовите застращать пожилого человека до полусмерти!

— Тебя, Борисыч, застращаешь! — буркнул Кабан на другом конце провода, сбавив тон. — Да вот только по всему выходит, что и тебе побеспокоиться не мешало бы. Разве не я говорил перед тобой, Мишейшестипалым и Арбузом, что подведет нас Арбуз под всероссийскую сходку? Ну вот и вышел каменный цветок у Данилы-мастера. Мне из-за Арбуза подставляться — не климат! А ты что скажешь?

Тягач пожевал губами и поднял глаза к потолку.

— Что же тебе сказать-то, милок? Анекдот про прапорщика и пальму с кокосами на необитаемом острове слышал? То-то. Жизнь — не необитаемый остров, тут не трясти, тут думать надо, тем более в таком деле, как наше. А ты заладил — климат, не климат…

— Так что делать-то будем, Борисыч? При таких раскладах нам надо вместе держаться.

— А ты заезжай ко мне на огонек, Мишу прихвати, вот все и покалякаем. Прямо сегодня вечерком и заезжайте, часиков в восемь-девять. Уважьте старика, лады?

На другом конце провода замолчали.

— Лады, — ответил наконец Кабан, — благодарствую за приглашение, Борисыч.

— Ну, тогда до встречи, — удовлетворенно сказал Тягач и дал отбой.

Повесив трубку, Тягач пристально посмотрел на пейсатого старичка.

— Ну, что скажешь, Зяма?

Старичок воздел к небу морщинистые лапки:

— Таки что тут скажешь, Яков Борисович? Это как тогда, когда я имел такую глупость проиграться этим кишиневским марамоям и еще не знал, что вы, Яков Борисович, дай бог вам здоровья, меня выкупите, я тогда сказал себе: Зяма, у тебя есть одна большая неприятность!

— Одна большая неприятность, говоришь? — задумчиво спросил Тягач и опять пожевал губами. — Ну, одна не одна, а вот то, что большая, это ты в точку попал, Зиновий свет мой Исаакович. И похоже, что ее зовут Арбузом…

Тягач любил подчеркивать свою старорежимность, которую считал признаком солидности и основательности. Поэтому он не признавал всяких там новомодных офисов и практически безвылазно сидел в своей, как он выражался, берлоге, выбираясь из нее только в случае крайней необходимости. Оттуда и делами руководил.

Берлога была под стать хозяину.

Еще в конце восьмидесятых, как только представилась легальная возможность, Тягач отхватил себе участок соток в восемьдесят в Парголово, прямо у Шуваловского парка. До Тягача там тихо бедствовал какой-то полуразвалившийся дом культуры, который Тягач приватизировал и тут же снес под корень. Потом к участку были приплюсованы еще соток пятьдесят за счет соседей из числа местных аборигенов, страшно обрадовавшихся тому, что их переселили из старых бревенчатых домов без водопровода и канализации в отдельные двухкомнатные хрущовки где-то под Гореловом. О реальной цене своих участков аборигены, понятное дело, и не задумывались.