Сергей остановил грузина:

— Погодь, погодь. Ты сказал, товар лежит в несгораемом шкафе. Соболий мех на пятьдесят тысяч — это большой объем, ни в один шкаф не уберется. Разве в банковское хранилище, но в Каинске таких нет. Темнишь, Исидор.

Его собеседники переглянулись, и Махарадзе ответил с напускной беззаботностью:

— Может, и не в сибирском Иерусалиме тот шкаф. И не меха там, а шлихтовое золото. Когда пойдешь со мной на дело, узнаешь подробно. А скажи, что нам понадобится?

— Динамит, капсюли, шнур Бикфорда. Да этого добра в Иркутске завались. Для нужд горного округа все запасено. Не лопатой же у вас в Бодайбо шурфы роют или в Черемховских копях уголек добывают?

— Да? Может, скажешь, и где лежит взрывчатый материал?

— А вы будто сами не знаете? — бойко ответил Азвестопуло.

Грузин продолжил расспросы:

— А ежели мне надо людей не убить, а напугать, чтобы не противились?

— Тогда лучше бросить им под ноги железнодорожные петарды. Мы так в Ростове сделали, когда ломбард брали. Хорошо получилось. Народ наряхался, все попадали на пол со страху.

— Что за петарды и где их взять?

— Да это хлопушки, но взрываются так, будто бомбу швырнули. Путевые сторожа имеют их в своих будках. Когда путь поврежден, они бегут навстречу поезду и кладут их в таком порядке: одну на правый рельс, через двадцать пять саженей на левый, а еще через столько же — опять на правый.

— И что? — спросили иркутяне.

— Как что? Машинист ведет паровоз и вдруг слышит три хлопка под колесами: справа-слева-справа. Сигнал срочного торможения.

— Хорошая штука, — одобрил Махарадзе. — Говоришь, громко бабахает?

— Если в помещении, то все обделаются. Решат, что фугас взорвали.

— Он мне нравится, — обратился Махарадзе к Попандопулосу. — Нужный человек, именно такого Гоги искал.

— Ты бы сначала присмотрелся, — осторожно ответил тот. — Вдруг у Сергея Маноловича другие планы?

— Планы у меня есть, господа, — подтвердил гость. — Я хотел бы до октября пересидеть в уютном уголке. Говорят, такой имеется, и называют его заимкой.

— И кто тебе насвистел? — сразу насторожился грузин.

— Ты его не знаешь, — хладнокровно ответил грек. — Это было во Владимирском централе, в польском корпусе[42]. Мишка Прыщавый рассказал на всю камеру.

— Прыщавый? Налетчик с Боготяновки?

— Вишь ты, да вы знакомцы? Ну тогда слушай дальше. Он говорил, а может, пулю отливал, что где-то у вас прячутся за деньги беглые. Там можно поселиться и переждать. Лазарь Константинович, правда это или как?

— Не знаю, но могу узнать.

— Узнай, пожалуйста. Деньги у меня есть, пусть спрячут до снегопадов.

— Эх, генацвале, тебе твоих денег до зимы не хватит, — язвительно усмехнулся Махарадзе. — Ты их таксу знаешь, нет? Я тебе скажу. Жить стоит сто рублей в месяц. А ведь еще и паспорт придется купить. Клади еще пятьсот. Билет до Москвы в третьем классе семьдесят пять. Ну, сколько набежало? Чуть не тыща. А у тебя всего три сотни.

— Фанариоти за тебя тысячу отдаст? — подхватил Лазарь.

Азвестопуло покачал головой:

— Спиридон рад бы, да не сумеет. У него осенью большая партия специй придет, он оборотный капитал собирает.

— Какая тебе тогда заимка?

— Вернемся к тому, с чего начали, — хладнокровно ответил Серега Сапер. — Продай мне револьвер, через неделю деньги будут.

— И как ты пойдешь на делопроизводство? Иркутска не знаешь, документ у тебя с подтерками. Скажу тебе как грек греку: лучше держись за Исидора. Он человек влиятельный, с самим Ононашвили знается.

— В Красноярской пересылке что-то говорили про вашего «ивана», да я не слушал.

— А зря. Николай Соломонович не просто «иван», бери выше. Он «иван иваныч», здешний заправила.

— И что мне толку с вашего заправилы? Все просто: я вам — деньги, вы мне — услугу. Пересидеть месяц-другой. И я уеду. Если это стоит тысячу, ну, значит, пойду ее зарабатывать.

— На земле Нико и без его разрешения?

Азвестопуло рассердился не на шутку:

— Я всю жизнь делаю, что хочу и где хочу. И ни у кого разрешений не спрашиваю! Здесь тоже не буду. Что за порядки в Иркутске? Фартовому человеку надо кому-то в ноги кланяться?

Местные только посмеялись:

— Ишь, раздухарился… В чужой монастырь со своим уставом лезешь? Погоди, сперва осмотрись.

Разговор завершился в целом доброжелательно. Махарадзе сказал новичку:

— Ты мне подходишь. Я поговорю насчет тебя с хозяином.

— Это с «иван иванычем»?

— С ним. Без ведома Нико тут ничего не делается, привыкай, раз попал сюда. Но он сильный человек. Под его рукой можно хорошо устроиться. Только сначала мы тебя проверим в деле. А то — я Серега Сапер, я Серега Сапер… Вот и поглядим, чего ты стоишь.

Грузин сказал греку тоном начальника:

— Лазарь, устрой его до завтра у себя. Я все приготовлю и заберу.

— А шпалер дашь? — оскалился беглый.

— Когда придет время. А просто так шуметь в Иркутске нельзя. Ты, Серега, не кисни. Жизнь у тебя будет веселая, и в столицы уедешь к зиме не с пустыми руками. Держись за нас, не прогадаешь.

Когда Махарадзе ушел, хозяин кофейни пояснил:

— Исидор владеет кухмистерской «Заря» на Александровской улице. Вон ее в окошко видать… Переедешь к нему, там есть флигель. Постарайся с Махарадзе договориться. Вроде ты ему понравился. Он серьезное дело готовит.

— А чего он глупые вопросы задавал? Про соболей в шкафу, про петарды.

— Проверял, не болтун ли ты.

— Языком всякий набрешет. Пусть проверит меня на гранде[43].

— А так и будет. Ну, живи покуда здесь, в кофейню не лезь. Мало ли что? Иногда сыскные заходят. Сюда они не суются, потому как Николай Соломоныч им запретил.

— Запретил? Сыщикам?

— Ну, не прямо так, но… в общем, узнаешь в свое время. Бумаги твои паршивые, мы тебе получше сделаем. Без документов на улицу все равно нельзя. Тут приехал какой-то Лыков, из самого Петербурга. Начальство перед ним тянется, ввели в моду облавы. Не дай бог, попадешься.

Азвестопуло провел еще одну ночь в задних комнатах кофейни Попандопулоса. Наверху скандалили постояльцы номеров, кого-то с руганью выкидывали на улицу. Полиция на шум так и не пришла, и веселье продолжилось.