– Я хочу, чтобы мы смотрели друг на друга пять минут.

Она поморщилась.

– Зачем?

– Пожалуйста, Саша. Я просто… просто хочу, чтобы ты попробовала.

Она кивнула.

– Ладно.

На первой минуте мы изо всех сил старались смотреть друг другу в глаза. На второй она заметила, что так странно сидеть в тишине. На третьей она отпустила мои руки.

– Я не понимаю, Брукс. Что с тобой? Мы так хорошо провели время… а как вернулись в отель, ты начал вести себя очень странно.

– Прости.

Она прищурилась.

– Это связано с девушкой с книгами?

– С кем?

Она прикусила нижнюю губу.

– Ну, с девушкой с книгами. Думаешь, я не замечаю, что ты всегда либо играешь на гитаре, либо читаешь, а в книгах оставляешь заметки, которые никогда не показываешь мне? Иногда ты так погружен в чтение, что даже если я начну обнаженной танцевать гавайские танцы, ты ничего не заметишь.

Она сделала глубокий вдох.

– Я люблю тебя, Брукс, – сказала она, ее глаза были полны надежды и – немного – беспокойства.

Мои губы приоткрылись, но когда я захотел ответить, то не смог произнести ни слова. Я смог сказать только:

– Спасибо.

Саша резко отодвинулась и встала с кровати.

– Ух ты. Ладно. Я пошла.

– Саша, стой!

– Что? А зачем? Брукс, я только что впервые сказала тебе, что люблю тебя, и ты ответил «спасибо». Боже! Какой же ты урод! – вскрикнула она. – Знаешь, сложно быть на третьем месте. Но я терпела, потому что думала: «А вдруг когда-нибудь я поднимусь выше в твоем списке приоритетов?»

– Что?

– Я на третьем месте в твоей жизни. У тебя есть музыка, девушка с книгами – и только потом идут все остальные. И неважно, как люди будут пытаться привлечь твое внимание. Ты всегда витаешь где-то в облаках.

Я действительно вел себя как урод. Как самый настоящий урод.

– Саша, прости меня.

– Мы отличная пара. Это все видят. Мы отличная пара. Мы подходим друг другу.

Я кивнул. Она права. В глазах всего мира мы с ней подходим друг другу. Хотелось бы мне только, чтобы мы подходили друг другу и в моем сердце.

Она прикусила нижнюю губу.

– Мы расстаемся, да?

– Да, думаю, расстаемся.

– Ты любишь ее? – прошептала она, и несколько слезинок скатилось по ее щекам.

Я стер дорожки ее печали большими пальцами, но всего через несколько секунд появились новые.

– Я пытался этого не делать. Я хотел, чтобы у нас с тобой все получилось.

Она пожала плечами.

– Знаешь, я заслуживаю большего.

Я кивнул. Я знал.

– И просто для протокола: это я бросаю тебя, а не наоборот. Я бросаю тебя. Потому что меня нужно заслужить, Брукс. Со мной должен быть кто-то умный, обаятельный, веселый. Кто-то, кто не витает в облаках, когда мы находимся в одной комнате. Кто-то, кто понимает меня и любит меня всем сердцем.

– Да. Это правда.

Она вытерла слезы, встала и схватила свою сумочку.

– Но больше всего я заслуживаю – и все заслуживают, – чтобы ты смотрел на меня так же, как смотришь на эти книги.

Мэгги

Последние несколько лет я смотрела, как миссис Бун пьет чай, сидя у окна. Мама так и не сменила гнев на милость, и когда папа сказал миссис Бун, что она всегда будет желанной гостьей в нашем доме, она отказалась приходить, сказав, что не хочет больше создавать проблем. Но мы все равно пили чай. В полдень она всегда смотрела на меня и улыбалась, а я всегда поднимала чашку чая в ответ. Это было мое любимое время дня, и я ждала этих чаепитий с большим нетерпением.

Но в последнее время ее не было.

Первые несколько дней я не придала этому особого значения. Ее машина исчезла с подъездной дорожки, и я подумала, что, возможно, она куда-то уехала, хотя миссис Бун никогда не путешествовала. Когда она не появилась и на следующей неделе, я начала беспокоиться.

Чем больше проходило времени, тем больше я нервничала. Папа отправился на поиски, позвав еще нескольких человек из окрестностей, и сообщил о ее пропаже в полицию, но они были уверены, что ничем не смогут помочь.

В пять утра папа разбудил меня с новостями.

– Мэгги, произошел несчастный случай. Миссис Бун попала в автомобильную аварию и была срочно доставлена в госпиталь Мерси. Она… – он продолжал говорить, но я его не слышала. Звуки его голоса то приближались, то отдалялись. Я не заплакала: я была слишком шокирована, чтобы плакать. Она без сознания и в очень плохом состоянии. Папа сказал, что она была за рулем и вела машину очень неаккуратно, а свидетелю показалось, что она была как будто не в себе.

Когда он вышел из моей комнаты, я осознала реальность происходящего. Я должна поехать к ней. У нее больше никого нет. У нее нет семьи. У нее есть только я.

Так что я должна поехать.

– Ты уверена, Мэгги? – спросил папа, стоя рядом со мной в вестибюле, готовый отвезти меня в больницу.

Я кивнула.

Мама подняла голову и посмотрела на меня, стоящую в дверях. Ее прищуренные глаза были напряжены, как будто она ждала, что я потерплю неудачу. Как будто она хотела, чтобы я потерпела неудачу.

– Она не станет этого делать, – резко сказала мама. – Она не готова. Она никуда не поедет.

– Нет, – сурово сказал папа. – Она поедет. – Он посмотрел мне в глаза, и во взгляде его были надежда и сострадание. – Она сказала, что поедет, и она поедет. Да, Мэгги?

Я дважды стукнула в дверь, и он улыбнулся.

Мама поерзала в туфлях и скрестила руки на груди. Она сильно нервничала, и это было очевидно, но папа снова этого не заметил.

– Это ложь. Ну, смотри. Смотри, как она побежит к себе в спальню. Все в порядке, Мэгги. Можешь идти обратно наверх. Не давай своему отцу давить на тебя.

– Кэти, прекрати, – упрекнул ее папа.

Она поморщилась и промолчала, но я чувствовала на себе ее пристальный взгляд.

Мои ладони вспотели, а сердце бешено колотилось.

Папа улыбнулся мне.

– Не волнуйся, Мэгс. Ты сможешь. У тебя получится, – подбодрил он меня.

Тише…

Я отступила назад, и, заметив это, он шагнул ко мне. Он бросился ко мне и покачал головой.

– Нет, нет, нет. Мэгги, ты справишься. Давай. – Он протянул мне руку, а другой дважды постучал по двери. – Да. Помнишь? Ты согласилась. Ты едешь.