Мои глаза метнулись к его дрожащей руке, и когда я снова посмотрела ему в глаза, горевшая в них когда-то надежда полностью исчезла за смятением и беспокойством.

– Мэгги, – прошептал он, вытягивая руку.

Я отступила назад и ударилась о край стола в фойе, качая головой взад и вперед.

– Давай, Мэгги. Мы должны поехать, – сказал он.

Я стукнула по столу один раз.

Нет.

Да что со мной не так? Я уже давно выросла. Почему мне так страшно? Я уже слишком взрослая, чтобы быть сломленной. В глазах папы я видела то, что он годами пытался от меня скрыть, – усталость. Его волосы были почти полностью седыми, под глазами были мешки, улыбка не стирала хмурое выражение его лица. Когда он перестал широко улыбаться? Он устал. Устал волноваться. Устал ждать. Устал от меня.

Его тяжелый взгляд стал мрачным.

– Нет… – Он запустил пальцы в волосы. – Нет. Не делай этого. Пожалуйста.

Мое горло сжалось, и я почувствовала, как пальцы дьявола снова обхватили меня. Он перекрывал мне доступ воздуха. Он душил меня. Мои пальцы сомкнулись вокруг шеи, и я задохнулась, зовя на помощь. Мама изучала мои движения и подняла бровь, наблюдая за моей паникой, видя, как начинают появляться тени прошлого. Они с папой начали разговаривать – кричать. Они снова начали кричать. Их губы быстро двигались, но я не могла понять, что они говорят, потому что дьявол громко кричал мне в ухо, снова заглушая меня. Я закрыла уши руками и зажмурилась.

Уходи, уходи, уходи…

– Эрик, угомонись! – наконец закричала мама, обнимая меня. Я не могла вспомнить, когда она в последний раз обнимала меня, чтобы защитить. – Ей не нужно ехать. Успокойся.

Брови папы поползли вниз, и он снял очки, потирая ладонями глаза.

– Прости. Я не хотел давить на тебя. Я просто думал… – Он тяжело вздохнул. – Не знаю, о чем я думал.

Уходя, он закрыл за собой входную дверь, и я закрыла глаза, слушая, как его шаги удаляются все дальше и дальше.

Ужасное осознание промелькнуло перед моими глазами: я никогда не смогу выйти за пределы этого дома.

Когда это случилось?

Когда моя спасительная гавань превратилась в мой личный ад?

Миссис Бун была одна, она была без сознания, а у меня не хватило сил пойти к ней. Я сходила с ума у себя в комнате. Тем вечером я сидела на полу и сделала то единственное, что, как я знала, могло все исправить.

Я позвонила ему.

– Мэгги? – зевнул Брукс. Я не думала о том, сколько сейчас времени в Европе; у меня было почти восемь вечера, так что у него было уже довольно поздно. – В чем дело? Что происходит?

Мои губы приоткрылись, и я зарыдала, прикрыв руку ладонью. Я плакала о том, какой потерянной я себя чувствовала и как звук его голоса быстро напомнил мне о доме.

– Хорошо, – прошептал он, неуверенный в том, что происходит, но уверенный, что я нуждаюсь в нем. – Я приеду.

Он вернулся в город тринадцать часов спустя и вернулся не один, а вместе со всей группой. Однако Брукс не пришел ко мне, и я не понимала почему. Я не была уверена, что ранило меня больше – знать, что он так близко, или то, что я все еще чувствовала, что он так далеко. Рудольф, Оливер и Кельвин пришли прямо ко мне в комнату и все время сидели со мной. Они не отходили от меня с тех пор, как приехали в город.

– Ты же знаешь, что мы команда, Мэгги? И если бы не ты, мы бы ничего не добились, – сказал Рудольф, усаживаясь на край моей кровати.

– Когда Брукс сказал, что уезжает, остановить его было невозможно. К тому же The Crooks – единое целое. Без него мы не можем выступать. К тому же семья превыше всего, да? – сказал Оливер.

– Мы всегда рядом, сестренка, даже если мы далеко. Я почти уверен, что менеджмент на какое-то время от нас отречется, но мне как-то все равно. – Кельвин улыбнулся и подтолкнул меня локтем.

Мы сидели молча. Они даже не знали, что их тишина помогала мне дышать.

– Он все еще любит тебя, – сказал мне Кельвин. – Ты ведь это знаешь, да?

Я пожала плечами. Я очень долго надеялась, что это правда, но, судя по его постам в «Твиттере» и тому, что вокруг него постоянно крутились фанатки, одной лишь любви было мало. Но хуже всего было осознание того, что человек, который навсегда изменил твою жизнь, мог быть уже не тем, с кем бы ты хотел прожить всю жизнь. Что те, кто научил тебя любить, не всегда оставались рядом.

Почему он не здесь?

Кельвин прочитал мои слова.

– Мы связались с папой. Он рассказал нам, что случилось, и Брукс понял, где нужен больше всего. Как только мы прилетели, он взял такси и сразу из аэропорта поехал в больницу к миссис Бун.

Я закрыла рот рукой. Как же сильно я его люблю. Поразительно, как у него получилось усилить мою любовь, даже когда его не было рядом.

Я люблю его.

Кельвин кивнул.

– Я знаю. Если и есть на свете люди, достойные любви, то это вы вдвоем. Как же мне хочется, чтобы жизнь перестала чинить вам препятствия.

Я закрыла глаза и легла на кровать, свесив ноги. Кельвин лег рядом со мной, а близнецы легли на пол. Рудольф включил музыку на своем телефоне. Мы молчали, позволяя музыке накрыть нас с головой, и ждали, когда Брукс приедет домой ко мне.

Брукс

Последние двенадцать часов я просидел в одном кресле в одной комнате, глядя на миссис Бун. Она вся была в трубках и капельницах, закачивающих в ее организм жидкости. Ее тело было все в синяках, но она не была сломлена. Я не мог себе представить, что ей пришлось пережить в одиночестве, за рулем, в автокатастрофе. Какие мысли крутятся у нее в голове? Что испытывает человек, переживая подобный ужас? Думала ли она о своих близких? Неужели за это мгновение она все забыла? Неужели она была настолько потеряна в тот момент, что воспоминания были не уловимы?

– Извините, мистер Гриффин, приемные часы окончены, – сказала молодая медсестра, войдя в палату. – И я знаю, что, возможно, это очень неуместно, но можно ли, пожалуйста, сфотографироваться с вами? – с надеждой спросила она.

Прежде чем я успел ответить, в палату вошла старшая медсестра, Сара.

– Ты права, Паула. Это очень неуместно. Я рада, что ты заметила, что это было недопустимо, и решила выйти из палаты.

Паула сильно смутилась и, не проронив больше ни слова, вышла из палаты.

– Простите, – сказала Сара. – Из-за вас девчонки буквально сходят с ума. Никак не могу понять почему. Я послушала ваши песни сегодня на перерыве. Это просто ужасно. – Она подмигнула. Она весь день время от времени заглядывала к нам с миссис Бун. Это была пожилая женщина лет шестидесяти, с мягким ласковым голосом, который исцелял раны сам по себе – даже когда с ее уст слетали оскорбления. – Не хочу показаться злой ведьмой, но приемные часы подошли к концу…