Целью этой злокозненной «постановки видений» было желание навести ужас на верующих.[73] После печальных военных событий 1870 года партия монархистов-легитимистов и интегристов сочла нужным приврать в очередной раз. Так на свет всплыло дело Паре-ле-Моньяль (департамент Сон-е-Луар), где двумя веками ранее, 16 июня 1671 года, монахине Марии Маргарите Алакок было видение Христа, поведавшего ей, что Франция будет спасена от врагов, если целиком посвятит себя Святому Сердцу Иисусову. Поражение Франции, рост синдикализма, первые успехи марксистской доктрины и, главное, неожиданное стремление некоторых правоверных христиан перейти на сторону социальной демократии[74] — все это привело к сильнейшей реакции в обществе, умело подогреваемой представителями легитимистского претендента. Паре-ле-Моньяль — это провинция,[75] следовательно, культ Святого Сердца Иисуса, покровителя Франции и легитимной монархии, необходимо распространить и в других регионах, в частности в Париже. Разве не этот добрый покровитель (разумеется, при небольшой помощи организатора массовых убийств Адольфа Тьера) уберег французскую столицу от гнусной Коммуны, этого порождения дьявола или, во всяком случае, его пособников, социалистов и коммунистов, для которых существует лишь один священный текст: «евангелие святого Маркса»? Разумеется, столицу спас добрый гений Франции — следовательно, Парижу как можно скорее нужно отблагодарить спасителя путем возведения очередного архитектурного монстра. Им станет Сакр-Кер, «собор из папье-маше» напоминающий огромное кондитерское изделие, невесть как очутившееся на Монмартском холме. Но кто оплатит счет его «кондитеру»? Конечно, верующие: будьте уверены, умело организованная подписка заставит их раскошелиться. Однако, помимо пожертвований парижской паствы, на строительство собора будет перечислено пятьсот тысяч франков золотом, и пожалует столь значительную сумму не кто иной, как господин граф Шамбор. В то же самое время его сторонники без устали твердят, что «Франция будет спасена лишь в том случае, если она целиком посвятит себя Святому Сердцу».

Итак, вернемся к нашему аббату. В 1885 году, через два года после смерти графа Шамбора, от его вдовы Беранже Соньер получает в безвозмездное пользование 3000 франков. Конечно, в сравнении с 500 000 франков, отданных на строительство Сакр-Кер, такая сумма вызывает улыбку, но она, тем не менее, прекрасно выявляет намерения Соньера и некоторых интегристских кругов, ожидающих от аббата определенных действий. Достаточно лишь сравнить факты, установив их в нужной пропорции. Подписка для нужд строительства Сакр-Кер организована несколькими приемами: для бедных слоев населения выпущены почтовые открытки (деньги от их продаж, соответственно, поступят в фонд Сакр-Кер) в то время как к богатым людям и организациям обращаются за помощью без обиняков. Что в свою очередь делает Беранже Соньер? «Перед нами отработанная модель, позднее использованная кюре Беранже Соньером, желающим осуществить свои архитектурные проекты, в том числе и реставрацию храма Ренн-ле-Шато».[76] Очевидно, аббат Соньер, искренний интегрист и легитимист, прекрасно помнил историю с собором Сакр-Кер, когда намеревался сделать из Ренн-ле-Шато грандиозный центр, привлекающий к себе толпы паломников.

«Большой барельеф церкви Ренн-ле-Шато, установленный в 1897 году, — это изображение Святого Сердца Христа, равным образом как и статуя на вилле „Вифания“, появившаяся в 1902 году. Навязчивой идеей, владевшей умом Соньера в 1885 году, было спасти Францию от Республики, но результаты выборов в департаменте Од лишили его этой надежды. Отныне целью его Миссии[77] станет спасти Францию путем покаяния».[78]

Есть лишь единственно правильный способ понять действия аббата Соньера, не облекая их в туманные эзотерические рассуждения: не стоит вырывать этого героя из политического, культурного и религиозного контекста его эпохи. Не стоит забывать, что аббат жил и действовал во времена Третьей республики, когда в обществе еще сильны были монархические идеи, а позиция Рима по отношению к инновациям и изменениям в традиционной общественной структуре была особенно непримиримой. Без этих немаловажных факторов, как и без учета той роли, которую сыграл в жизни священника граф Шамбор, Беранже Соньера понять невозможно.

Остается лишь узнать, как Соньеру удалось познакомиться с вдовой претендента на французский престол, каким образом он вошел в тесный контакт со средой монархистов и интегристов. Выяснить это нам поможет еще одна «тень». Альфред Соньер, родной брат Беранже Соньера.

«Тень» четвертая: «иезуит» Альфред Соньер

Младшему брату священника Альфреду учение давалось легче, чем старшему отпрыску Соньеров: во всяком случае, он стал священнослужителем раньше, чем Беранже, и притом, что немаловажно, вступил в ряды ордена иезуитов, которые в те времена были своего рода элитой и допускали в свой орден лишь интеллектуально развитых людей. Но если у Альфреда и были на то блестящие данные, то в сфере, касающейся непосредственно прав и обязанностей священнослужителя, он блистал совершенно иначе. Имя Альфреда постоянно мелькало на страницах скандальных хроник в связи с его греховными связями, которые он надменно демонстрировал всему свету. Поэтому в какой-то степени можно смело утверждать (что и сделал Беранже в письме к своему епископу), что кюре Ренн-ле-Шато часто приходилось расплачиваться за грехи своего младшего брата-иезуита.

Но если Беранже платил по счетам своего брата, то его брат в свою очередь не раз предоставлял ему возможность облегчить задачу. Беранже был незаметным деревенским кюре, в то время как Альфред слыл «господином», уважаемым «преподобным отцом», бывающим в светском обществе того времени. Это был блестящий рассказчик и приятный собеседник, блистательный светский лев, ко всему прочему очень нравящийся дамам. В конце XIX века женщины хотя и не имели права голоса, но играли определяющую роль в аристократической и интеллектуальной среде: их связи, налаженные между членами светских обществ, в которых они часто были тайными советчицами, значили немало для тех, кто хотел извлечь из этих кругов какую-либо выгоду.