Прибыв в Ренн-ле-Шато, Беранже Соньер испытывает глубочайшее разочарование: деревня — настоящая «дыра», затерянная в сухих, бесплодных горах. Можно ли надеяться на лучшее в приходе, работа в котором более напоминает каторжный труд? В каждом диоцезе есть «хорошие» и «плохие» приходы, их репутация складывалась в течение многих веков. Ренн-ле-Шато, безусловно, «плохой» приход, в нем слишком мало людей, к тому же в основном это беднота. Скудного жалованья, предоставленного Церковью, хватает на жизненные потребности священника, но не на то, чтобы починить храм и дом священника: в этом случае приходится рассчитывать только на себя самого. Поэтому Соньер, воспользовавшись наследием, оставленным ему своим предшественником, пытается привлечь на свою сторону церковный совет, призванный заведовать имуществом прихода, и муниципалитет, являющийся местным руководством государственного органа, управляемого министерством вероисповеданий.

Бедность Ренн-ле-Шато, обветшалость церкви и дома священника побуждают Соньера к действиям. Если нужно что-то делать, он это сделает, даже если это «что-то» будет из ряда вон выходящим и осуждаемым всеми действующими законами. Чтобы понять действия Соньера, нужно постоянно помнить о той ситуации, в которой он оказался по прибытии в Ренн-ле-Шато. Его несвоевременное выражение политической позиции во время выборов не улучшает ситуации. Отстраненный от службы, но получивший поддержку монсеньора Бийара, он возвращается на свой пост, ему вновь выплачивают жалование, которое, как известно, было удержано за то, что «священнику не хватило должной сдержанности»… Кому аббат, занесенный в «черный список» республиканцев, был обязан мгновенным восстановлением в правах? Своему другу Дюжардену-Бометцу или монсеньору Бийару, который порой пользовался не меньшим влиянием, чем министр изящных искусств? Этого никто не знает, и никакой документ не в силах прояснить этот вопрос.

Далее я лишь вкратце напомню об основных событиях, уже изложенных мной в «романе об аббате Соньере», желая тем самым обозначить проблемы, которые всплывут в ходе этого расследования. Итак, безудержное желание отреставрировать церковь. Странная связь с Мари Денарно и непонятно чем вызванное благорасположение к аббату епископа Каркасонского. Раскопки в церкви и находка некой вещи. Осквернение могилы маркизы Мари де Негри д’Абль. Блуждания по каменистому плато в компании Мари Денарно, частые встречи с аббатом Буде. Исповедь аббату Жели. Превращение бедного деревенского кюре в знатного «феодального сеньора» и осуществление его проектов по обустройству деревни. Странные взаимоотношения с иностранными и местными гостями, частые отъезды из Ренн-ле-Шато, что доказано, за исключением поездки в Париж. Сногсшибательный образ жизни, неизменное стремление к монархизму. Необычное и противоречивое внутреннее убранство церкви Ренн-ле-Шато. Встречи и беседы в конфиденциальной обстановке с австрийским эрцгерцогом, скрывающимся под именем Жан Орт. Разногласия и споры с монсеньором Босежуром, новым епископом. Выдвинутые против аббата обвинения в симонии, неумелая защита Соньера и его постоянный отказ рассказать об источнике своих доходов. Опала и выигрыш дела в Римской курии. Окончательное отстранение от службы. Настойчивое желание остаться в Ренн-ле-Шато. Денежные затруднения и нищета в начале Первой мировой войны. Смерть аббата Буде и «новое обогащение» Соньера, череда грандиозных обременительных проектов. Наконец, таинственная скоропостижная кончина аббата (получил ли он отпущение грехов перед смертью?) и странный образ жизни Мари Денарно вплоть до 1953 года. Все это можно считать «теневыми сторонами дела Ренн-ле-Шато».

Беранже Соньер был человеком, не склонным к откровениям или признаниям. Он сумел убедить Мари Денарно хранить его секрет в тайне от всех — так она и поступила, уважая последнюю волю покойного, кому она слепо повиновалась всю свою жизнь. Беранже любил щеголять на фотографиях, предназначенных для изготовления почтовых открыток, приносивших ему прибыль: вот он на фоне виллы «Вифания», вот он стоит перед башней «Магдала», а вот он в компании Мари Денарно прогуливается в своих изысканных садах. Это имение подпитывало гордость Соньера в той же мере, в какой оно подпитывало и его уверенность в тех, кто ничего не потеряет, даже если дела окажутся для него роковыми. Всю свою жизнь Беранже Соньер был настолько замкнутым и скрытным человеком, что выяснить, кем же он был на самом деле, оказалось чрезвычайно сложным делом. Решить этот вопрос поможет лишь тщательное изучение тех самых «теневых сторон», которые были обозначены чуть выше: как это ни парадоксально, но именно они способны «осветить» личность Соньера, помочь увидеть его истинный облик, отличный от того, каким он был изображен в романе, написанном за тридцать лет после его смерти.

«Тень» первая: «великий магистр» монсеньор Бийар

Первое, что бросается в глаза при прочтении этого «романа», — утверждение о некоем «пособничестве» епископа Каркасонского и кюре Ренн-ле-Шато. Некоторые версии романа твердо настаивают на том, что епископ отправил Соньера в столь незначительный и бедный приход лишь потому, что хотел доверить ему некую тайную миссию. Она заключалась в том, чтобы отыскать если не сокровище, то, по крайней мере, чрезвычайно важные (и ценные) для Церкви документы, спрятанные в храме Ренн-ле-Шато аббатом Бигу перед его эмиграцией в Испанию.

Что ж, такое объяснение действий епископа вполне логично. Действительно, все могло быть именно так. Но тогда почему был выбран именно Соньер, а не кто-либо иной? В ответ на это могут пояснить, что монсеньор Бийар тоже выполнял чьи-то приказания. Но чьи это были приказы, архиепископа или самого Ватикана? В некоторых гениальных, но сумбурных теориях мелькает предположение, что епископ действовал от имени таинственного братства, которое держало под контролем все действия Соньера. Однако нет нужды прибегать к такому «таинственному» объяснению. Вполне возможно, что церковное начальство действительно могло заинтересоваться документами, имеющими прямое или косвенное отношение к Церкви, которая бы с радостью отделалась от них или упрятала бы их в надежное место: на свете есть такие вещи, о которых лучше молчать. Во всяком случае, эта приемлемая гипотеза не отбрасывает тени на добропорядочность, чистосердечие и христианское рвение епископа. Равным образом она не очерняет и его подчиненного, аббата Соньера. Таким образом, желая вознаградить аббата за успешно выполненную миссию, епископ предоставляет ему право действовать по его усмотрению, поэтому он закрывает глаза как на архитектурные «излишества» Ж. Маркаль Соньера (в том числе и на внутреннее убранство храма), так и на его финансовую деятельность.

Действительно, монсеньор Бийар всегда предоставлял Соньеру известную свободу действий. Возможно, епископ был сильно удивлен, увидев столь странное оформление храма Ренн-ле-Шато, но он тем не менее ничем не выказал своих чувств: вероятно, в вычурном внутреннем убранстве храма он увидел лишь желание Соньера выделиться из общей массы, сделать свою церковь отличной от тех, какие можно было увидеть в других приходах. Не более того. Присутствие дьявола в храме ничуть не смутило епископа, поскольку эта статуя не содержала в себе никаких еретических намеков — действительно, дьявол подвергнут тяжелому испытанию: он поддерживает кропильницу. Можно лишь спросить себя, за что епископ мог бы упрекнуть Соньера. Если бы монсеньор Бийар обладал артистическим чутьем, тогда упреки были бы заслуженными. Но, кто знает, быть может, эстетические вкусы епископа были схожими со вкусами кюре?