Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Словно назойливый, успевающий юркнуть в сторону в самый последний момент комар, она заставляла изгнанницу рода Евсеевых лупить саму себя.
— Помоги! — взмолилась Лиллит за моей спиной. Решив, что девчонка-кукловод более легкая добыча, они ринулись на нее едва ли не в едином порыве — и не прогадали!
Словно ракетный залп, отыскавший неповоротливую махину танка, они жалили ее, опутывали собой. Я почти чуял, как они жадно вливают в нее яд чужой воли. Еще чуть-чуть — и глаза пепельноволосой девчонки вспыхнут тем же самым нечеловеческиим огнем.
Как у Кондратьича…
Воспоминание о старике заставили меня броситься ей на выручку. Словно Лиллит вдруг приобрела невероятную ценность, направил к ней собственные нити. Не будь я ее офицером, а она моим кровнорожденным прислужником — и этот фокус бы ни за что не удался.
Я словно желал сказать навязчивости Виты, что Лиллит — целиком и полностью моя девчонка, и пусть она не смеет распускать свою загребущую волю на чужих подручных.
Получалось у меня слабо — одной лишь уверенности было недостаточно. Первый успех вскоре обратился очередным провалом. Лиллит отчаянно, словно утопая в чужих пожеланиях, тянула ко мне руку. Словно надорванные, на исходе струны звенели мои лопающиеся тут и там нити. Вита ухмылялась прямо мне в лицо своими умениями. Скользнувший прямо ко мне серый отросток обвился вокруг ноги, формируясь в крепкий узел. Словно названая сестрица спрашивала — это она-то принадлежит тебе? Это ты сейчас станешь послушным болванчиком!
Будто в самом деле на что-то надеясь, я бросил взгляд на останки Муни — несчастный подарок брата перебирал изломанными культями, стремясь исполнить долг.
Хорошо ему, наверное. Когда есть понятная и почти достижимая цель в жизни…
Я перехватил руками щупальце, неспешно берущее надо мной контроль. Оно впрыскивало в меня успокоительное, играя на струнах души, взывая к благоразумию. Зачем сопротивляться, когда можно отдать себя на поруки кого-то сильного и большого. Цель в жизни для Муни? Цель в жизни для тебя любимого, и пусть никто не уйдет обиженным! Разве не этого ты сам хотел?
Я старался не слушать ласковый, почти нежный, гипнотизирующий шепот. Я старался, а вот сознание вертело на одном приборе все мои старания. Словно ребенок, заслышавший свежую сказку, оно внимало вкрадчивости чужого голоса, надеясь ухнуть в теплые объятия забвения. В конце концов, кому нужна эта чертова свобода?
Лиллит вздрогнула, как от укола — лицо пепельноволосой девчонки исказилось в гримасе. Рот норовил растянуться в безумной улыбке, зрачки глаз залились зловещим сиянием — Вита взяла ее под контроль.
Я чуть не взвыл от безысходности. Одновременно связанный с Лиллит офицерскими узами, и подумать не мог, что эта связь может стать ключиком к моему сознанию. Воля дочери дома Евсеевых словно скверна, бежала по телу, отхватывая все больше и больше моего сознания. Сопротивление было подавлено: первыми отказали ноги, вторыми — руки. В голову отчаянно лезла страшная, нехорошая мысль — может ли Вита заставить меня перестать дышать?
Может, отвечал мне впавший в отчаянье здравый смысл. Едва он понял, что борьба бессмысленна, решил сдаться.
Он-то, может быть, и да, а мне вот как-то не улыбалось!
Я чувствовал себя в паутине манящих слов. И как только у Лиллит получилось отсечь от меня боль?
Захотелось хлопнуть самого себя по лбу и желательно чем-нибудь потяжелее — да как же я, сцука, сразу не догадался? Здравый смысл соскочил со своего пенька уныния, принялся искать оправдания одно нелепее другого.
Но делал, что приказано.
Лезвие вспороло первую связующую нить нежно, словно пробуя ее на вкус. Отросток Виты, опутывавший меня, вздрогнул, почуяв неладное, и едва ли взвизгнул, когда характерный «чик» сделал его многократно короче.
Назойливость, заполнявшая меня голосом Виты — сперва нежным и умоляющим отринуть тщету сознания, а теперь уже голосящим на все лады и приказывающим — сошла на нет, когда еще два щупальца пали жертвами моей «бритвы Оккама».
Взгляд коснулся лежащего на самой земле Алискиного клинка — я как будто забыл про сидящую внутри него малышку. Нэя, словно почуяв зов, рванула мне навстречу — опасливым птенцом выглянула с поверхности меча, чтобы через миг юркнуть в мою ладонь. Мана потекла по моим венам, скользнула по руке потоком — вместе с малюткой нам удалось воплотить бритву, сделать ее осязаемой.
Вот с этим уже можно вести разговор!
Я обрубил все чужие связующие нити. Лиллит, по-кукольному выставив руки перед собой, потянулась ко мне с зловещим, кровожадным оскалом: Вита стремилась достать меня через нее.
Я наскочил на девчонку, врезал ей кулаком в живот, подсечкой повалил наземь. Незримые макаронины связей одна за другой обрывались, таяли под моим яростным натиском. В глазах пепельноволосой кукловодши на миг проскочило былое, возвращающееся на позиции сознание.
— Больно, — вдруг выплюнула она, схватившись обеими руками за грудь: кажется, возвращая ей свободу, я малость перестарался.
Мне некогда было сюсюкаться с ней. Чуть привстав с коленей, я узрел летящий в стену снаряд.
Биска, словно раздавленный таракан, израненная и изможденная, скатилась по стене в ворохе грязи и туче пыли. Вместе с Лиллит мы спешно прикрыли глаза, зная, что не щадящий наших ушей грохот несет только одно.
Вита стала еще страшнее, чем была. Внутренний демон рвал себя на части, все больше и больше отдаваясь в утеху ее могущества. Немного определившись с размерами, став меньше прежней, она все еще была монструозна и в десятки раз опасней, чем прежде.
Ясночтение терялось и сбоило — моя темная сторона воплощением бедствий наделяла названую сестрицу всем, чем ни попадя. Вот бы со мной он точно так же был щедр…
Шустро напомнил себе, что никогда не давал ему полной свободы и столько времени на развитие, глушил в зародыше его потуги, не желая идти против человеческого.
Вита была иной. За крупицу власти ей было не жаль ни собственной души, ни тела.
На ум шли глупости догадок — здравый смысл спешил занудствовать когда не надо. Что, мол, не зря же эта бестия раз от раза говорила, что порвет всех и…
— Биска, береги девчонку, слышишь? Головой отвечаешь!
Лиллит смотрела мне вслед. Она и не догадывалась, что рядом с нами сражается самая настоящая дьяволица родом из преисподней.
Отрезать, сказал я себе.
Все, что мне требовалось, так это обкорнать связь между Витой и моим бывшим внутренним демоном. Он ведь впился в нее, словно клещ, и лишь за счет этого она столь огромна и мощна.
Воображению было дико, но нравилось представлять, что случится, когда цирюльником я обкромсаю их связующие нити, оборву проклятый союз, вспорю корку закрывающей брони…
Оно представляло страшное и неприятное — будто говоря, что оному следует смотреть в лицо без лишних раздумий, ну а сейчас — лишь биться.
Алтарь Сатаны, исполинский и невероятный, жаждал крови, жизни и душ. Под многовековой пылью и каменным крошевом незримо вспыхивали дьявольские символы — один за другим, будто вспоминая давно утраченное прошлое.
Подпитывая нашу ярость отголосками когда-то звучавших здесь песнопений, они желали увидеть зрелище.
Бойню.
Арену.
В уши как будто ворвался вой восторженной, истомившейся по свежей драке толпы. Новообращенная грешница, не ведая стыда, стояла во всем своем величии напротив ничтожества раскаявшегося.
Между нами трещала от напряжения недосказанность. Застывшие в мгновении, мы будто ждали сигнала друг от дружки, прежде чем ринуться в самоубийственной схватке.
Ясночтение было хитро, под стать мне: дар выхватывал из вороха нитей именно те, что мне были нужны.
Вита была словно киборг, опутанная сотней тысяч проводов. Одни уходили под потолок, иные стремились юркнуть вниз, прочие же попросту никуда не вели, струящимся потоком волос паря прямо в воздухе.
Ее руки стискивали мою погибель. Хватит лишь одного удара, чтобы вывести меня из боя. Расплющит, раздавит, разорвет, перекусит клыками, словно крокодил — моя смерть уже не казалась ей чем-то экзотическим и необязательным.
Она была ей необходима.
Рванул за нить