В последнюю субботу апреля Коршунов хотел повести смысловицу в парижскую Опера Гранье. Но вышло иначе.

Утренняя Роса не дожидалась его, как обычно, в гостевой интерната, а встретила прямо на выходе из кабинки. Взяла за руки, сжала крепко. И неожиданно объявила:

– Сегодня будет праздник.

– Какой праздник? – опешил Тимур.

– День рождения Утренней Росы. И я тебя приглашаю в гости. Это ведь правильно? У землян есть такой обычай – приглашать друзей в гости, чтобы праздновать день рождения.

– Да, все верно, – согласился Коршунов. – Спасибо за приглашение. Что ж, веди.

Он уже собирался идти к жилым коттеджам интерната, но девушка его удержала.

– Нет, я плохо передала смысл. «В гости» – означает в медеанский дом, в стойбище.

– Ага, понял. – Тимур лихорадочно старался разобраться в ситуации. – Ты приглашаешь меня в стойбище. В Москву, как в прошлый раз?

– Нет, мы идем в дом на Горе Богов. Вы называете ее «Столовая гора».

Воистину, сегодня был вечер сюрпризов!

– Почему именно туда?

– Там центр силы.

* * *

Бывать в Кейптауне Коршунову прежде не доводилось. Но заблудиться он не боялся – рядом со станцией проката автогравов для туристов обязательно ставят ТЛП-кабинку. Столица Южно-Африканского федерального округа исключением не была, даже спрашивать дорогу у местных не пришлось, – заведение с надписями кириллицей, латиницей, арабской вязью и китайскими иероглифами Тимур увидел уже сквозь стеклянную дверь кабины. А когда вышел наружу, убедился, что не ошибся. Рядом с конторой имелась и аэронавигационная вышка, и летное поле с доброй сотней «ласточек», «стрижей» и многоместных «кондоров». Ну а дальше было совсем легко – маршрут на главную достопримечательность округа субэл-пилот знал прекрасно.

Впрочем, чтобы найти Столовую гору, субэл не требовался. Она видна была с любой точки города, неожиданно огромная, подпирающая небеса. Гора Богов, центр силы. Чьей, интересно?

Стойбище на плоской вершине тоже искать не пришлось. Время в Кейптауне запаздывало на три часа по сравнению с верхнетагильским, потому солнце только-только коснулось вод Атлантического океана, сумерки не успели погасить краски, растворить мир в своей серости.

Купол стойбища был раза в три меньше московского. Сине-алые разводы орнамента казались черно-багровыми в лучах заходящего солнца. Краска зловеще блестела, не успев выцвести, поблекнуть от времени, – стойбище возвели недавно. Четыре года назад, – услужливо подсказала память, – спустя месяц после Тестурианского инцидента. «Наши медеанские друзья решили перенести «столицу»?» – тотчас нашлось объяснение. Дурацкое, скорее всего.

Медеанка выпрыгнула из автограва первой, едва Коршунов посадил машину и поднял полуколпаки кабины. Быстро, почти бегом, направилась ко входу. Тимур тоже выбрался. Огляделся.

Осенний ветер холодил лицо, пригибал к земле стебли травы. Поодаль на каменной россыпи замерла полудюжина забавных круглоухих зверьков в бурых шубках. Черные глазки-бусинки внимательно следили за пришельцами. Тимур взмахом руки поприветствовал аборигенов горы и направился к стойбищу.

Под куполом стоял привычный туман. Сумерки здесь уже наступили, но гнилушки-светильники еще не зажглись. В отличие от восьмимиллионного Кейптауна, раскинувшегося на пять тысяч квадратных километров, заблудиться в стойбище было легко и просто. Коршунов и заблудился бы, если б Роса не взяла его за руку и не потянула уверенно за собой. Они прошли мимо ряда деревянных столбов с черепами львов, павианов и степных рысей, прошли мимо каменной стены с ведущей наверх лестницей.

– А почему здесь пусто? – не удержавшись, спросил Тимур. – Мы ни одного человека не встретили.

– На свой день рождения Утренняя Роса не приглашала ни одного человека, кроме тебя.

Медеанка вела его к маленькому белому вигваму, чистому, без всяких орнаментов. «Белый, как ее купальник!» – пришла в голову неожиданная ассоциация. Девушка откинула полог, пропустила гостя внутрь. Вошла следом. Тщательно зашнуровала вход. Легкий озноб пробежал по спине Тимура от этих приготовлений. Кажется, он догадывался, зачем они. И боялся поверить в правильность догадки.

Озноб прошел, и сразу стало жарко – в очаге посреди вигвама горел огонь. Потрескивали дрова, к отверстию в своде тянулся ароматный дымок, отсветы пламени перекрашивали белое полотно в кроваво-красное. Земля вокруг очага была устлана звериными шкурами. Больше в вигваме ничего не было.

– И что мы будем делать? – глупо спросил Коршунов.

Девушка подошла к нему вплотную. Взяла за нижний край толстовки, потянула вверх. Чувствуя, как по телу вновь побежали мурашки, Тимур покорно поднял руки. А когда толстовка упала на пол, и сам потянулся к шнуровке на груди девушки. Однако Утренняя Роса остановила его, заставила опустить руки. Расстегнула ремень, присела, чтобы стащить брюки, разуть. Белье она тоже с него сняла. Затем выпрямилась, отступила. Тимур стоял перед девушкой голый, было немного неловко и в то же время приятно ощущать на себе ее взгляд.

Она не притрагивалась к шнуровке, Коршунов мог поклясться в этом. Просто повела плечами, бедрами – и одежда будто стекла к ее ногам. В этот раз под курткой и штанами на ней не было ничего. Только сине-черные ленты татуировки обнимали бока, заплетались тугими жгутами на животе, обхватывали, словно две когтистые лапы неведомого чудовища, маленький круглый пупок.

Утренняя Роса перешагнула ком одежды, вновь подступила к Тимуру вплотную. Он ощутил жар ее тела, руки, обвивающие шею, поцелуй ее губ на губах. А в следующий миг – что он опрокидывается, валится на спину.

Упасть Роса не позволила. Удержала, бережно, словно младенца, уложила на шкуры, придавила тяжестью своего тела. Тимур попытался обнять ее, но она вновь не позволила. Распластала его руки, накрыла ладонью глаза, заставляя опустить веки.

– Это обряд? – срывающимся голосом спросил Коршунов.

– Да. Твой второй шаг.

– А где шаман?

– Сегодня я твой шаман.

Она все хотела сделать сама. Она словно изучала его тело своим. Уровень обучаемости медеанцев в два с половиной раза выше, чем у землян? Ложь! В тысячу раз.

Это было медленно и молниеносно одновременно. Это было нежно и яростно, страшно и сладко, это было… Коршунов понимал, что не сможет воспроизвести свои ощущения даже под глубоким гипнозом. Но это было. Он был частью ее, а она – частью его. А вместе они были одним целым.

Потом они лежали рядом, вытянувшись на мягких шкурах. Утренняя Роса смотрела на успевшее почернеть отверстие в потолке вигвама, а Тимур – на нее. Гладил пальцами упругую грудь с маленьким твердым соском, плоский живот, бедра. И думал о совершенно невероятном совпадении: существо, чье ДНК отличается от человеческого сильнее, чем у арахноидов Тестурии, внешне, оказывается, неотличимо от человека. И к черту теорию морфологического подобия, – мол, в сходных условиях эволюция приводит к сходным результатам. Планет, не менее сходных с Землей, чем Медея, люди нашли сотни. Но нигде они не встречали своих двойников. Официальная наука утверждает, что коэффициент морфологического подобия для их рас – 99,9 %. А что там, в этой одной десятой процента, если разобраться? Кожа у медеанцев идеально гладкая и прочная, им не так-то просто поцарапаться или уколоться. У них не бывает пигментных родинок, волосы растут исключительно на голове. Они не умеют плакать, хоть слезные железы функционируют, как у людей. Более устойчивы к изменениям температуры. Также имеется ряд отличий, признанных спорными. И чертова уйма на первый взгляд незаметных, о которых Контакт-Центр не знает ничего. Палец Тимура обвел идеально круглый пупок девушки. Слишком идеальный, чтобы поверить, что это всего лишь рубец после удаления пуповины.