Антон улыбнулся.

— Это и я могу.

— Правда?! — округлила глаза Валерия. — А говоришь, что в роду нормальные люди были.

Они посмотрели друг другу в глаза и засмеялись. И в это время во дворе послышались голоса, шаги, скрип ворот, дверь распахнулась и в дом вошли Федор Ломов и Юрий Дмитриевич Гнедич.

— Не спится? — заглянул в столовую Федор. — Чай пьете? Это правильно, сейчас и я к вам присоединюсь.

Появился Гнедич.

— Что это вы полуночничаете, как заговорщики?

Антон и Валерия переглянулись.

— Где ты был?

— Водку пил, — с заминкой пошутил Юрий Дмитриевич. — Помнишь стишок? Чижик-пыжик, где ты был? На Фонтанке водку пил. На самом деле я ходил на пристань.

— Мог бы предупредить. У нас тут чудеса творятся. — Валерия пересказала происшедшие за это время события. — С лодками ничего не случилось?

Гнедич хотел еще раз пошутить, но глянул на Антона и передумал.

— Нет вроде, все в порядке. Пойдемте посмотрим на ваши рваные обои.

Они поднялись на второй этаж, распахнули дверь в спальню, где располагались Илья, Серафим и Антон. Юрий Дмитриевич шагнул вперед, собираясь с выражением произнести заранее заготовленную шутку, увидел неровные борозды трещин на обоях и остановился как вкопанный.

— Что стали? — появился в коридоре Федор. — Али привидение увидели?

Стоявшие в дверях Антон и Валерия посторонились, пропуская хозяина, тот разглядел исполосованные неведомыми когтями обои на стене и сказал без особой тревоги:

— Ах, чтоб тебя! Опять жихарь накуролесил. Видать, кто-то из вас ему не понравился.

— Какой жихарь? — тупо спросил Гнедич.

— Он, наверное, имеет в виду родственника домового, — тихо обронила Валерия. — Жихарь — злой домашний дух, бьет посуду, крадет детей… вот и обои изорвал.

— У нас это называется полтергейст, — опомнился Юрий Дмитриевич.

— А как хотите, так и называйте, — махнул рукой Федор. — Ничего страшного, обои придется переклеить, конечно, а с жихарем я потом побеседую. Он меня боится. Хотя странно, с чего это он буянить вздумал. У нас с ним договор.

«Какой договор?» — хотел спросить Антон, но хозяин уже ушел в свою спальню, где разместились жена и дети.

— Все, ложимся спать, — решил Гнедич, подталкивая жену к выходу. — Завтра будем искать объяснения этому случаю, на свежую голову. Вставать рано, поэтому надо хоть пару часов поспать.

Валерия оглянулась на пороге, и Антон прочитал в ее глазах такое красноречивое сожаление, что не удержался и послал ей воздушный поцелуй. Она улыбнулась и исчезла. Их безмолвный диалог был понятен обоим без слов, он как бы ставил многоточие в их отношениях. Антон не понял, стал ли он счастливее от этого открытия, зато уснул мгновенно и никакие колдовские чары не смогли бы его разбудить до без четверти три ночи, когда настал его черед идти на дежурство к лодкам.

Они встретились в двух километрах от дома Федора Ломова, за пристанью, под мостом через Ловать: Юрий Дмитриевич Гнедич и трое оперов — сотрудников УИБ, плюс водитель черной «Волги» с подмосковными номерами. Одним из оперов был лейтенант Валя Сидоров, которого Гнедич решил проверить в деле, двое других — из оперативного отдела агенты по особым поручениям: капитан Константин Заев и старший лейтенант Аркадий Мухин. Они всегда работали в паре и про них даже складывали анекдоты. Кто-нибудь из сослуживцев спрашивал у других, когда появлялись Заев и Мухин: «Кто этот рыжий?» Ему отвечали: «Это Костя». «А кто рядом с ним с умными глазами?» «А это его Костный мозг». Имелось в виду, что в этой паре идеи подавал Мухин, закончивший Томский политехнический институт, а претворял их в жизнь бывший десантник Заев, физически одаренный, хороший спортсмен и стрелок.

Искать Гнедичу их не пришлось, у него была рация, и, дождавшись момента, он оставил спящую жену, связался с группой поддержки и узнал, где она остановилась.

— Черт бы вас побрал! — вместо приветствия сказал Юрий Дмитриевич, залезая в машину. — Вас чуть было не раскрыли. Тымко, Пашин и этот его дружок Громов вычислили вас сразу же, как только выехали за город. Хорошо, что вы догадались уйти вперед.

— Это Валя молодец, — покровительственным тоном произнес Заев, похлопав Сидорова по плечу; в другой руке он держал банку с пивом. — Мы немного отвлеклись, и он посоветовал обогнать ваш кортеж. Как доехали, командир? Мы ждали вас здесь часа три, уж думали, что вы решили где-то заночевать по пути.

— Разве вас под Валдаем не тормознули гаишники?

Оперативники переглянулись.

— Нет, нормально проехали.

Гнедич хмыкнул.

— Странно… А в дороге ничего необычного не примечали?

Молчаливый обмен взглядами, смущение на лице Сидорова, выражение растерянности на лице Заева. Капитан поскреб затылок, покряхтел, потом все-таки выдавил из себя признание:

— Чертовщина какая-то происходит, товарищ подполковник. До Демянска доехали — все нормально, погода хорошая, видимость отличная, прямо сердце радуется. А как только стали подъезжать к Парфино, почуяли слежку.

Гнедич перевел взгляд на Сидорова, тот кивнул.

— Если бы у одного меня появилось это ощущение, — продолжал Заев, — я бы еще засомневался, а то у всех троих. Смотрит какая-то зараза в затылок, и все тут! Что уж мы не делали, чтобы определить, кто за нами следит: и гнали под сто семьдесят, и сворачивали в лес, и аппаратуру использовали, — никого и ничего! Но впечатление так и не пропало, и сейчас оно есть, только ослабло немного. Мухин то и дело проверяется, бродит вокруг как тень, но никого не видит и не слышит. А вы ничего такого не чувствуете?

Юрий Дмитриевич прислушался к своим ощущениям, покачал головой.

— Ничего.

— Тогда мы все шизанулись. Мало того, что в спине булыжник чужого взгляда торчит, так еще и оружие греется.

— Что?!

Заев криво улыбнулся, допил пиво, выбросил банку в боковое окно «Волги», поднял стекло.

— Подъезжаем к Парфино, дорога вдоль болота вьется, и чуем, что в карманах и под мышками тепло становится, будто там утюги греются. Не придали значения, едем дальше, а когда совсем горячо стало, сообразили: до ножей и пистолетов дотронуться нельзя, такие они горячие! Словно в костре лежали. Пришлось вытащить, вон они, под ногами на коврике валяются.

Гнедич нагнулся, нащупал кобуру с пистолетом, поднял с коврика.

— Шутите? Он же холодный.

— А вы подержите в руке с минуту.

Юрий Дмитриевич достал из кобуры штатный «макаров», взвесил в руке, некоторое время держал на ладони и сунул обратно в кобуру.

— Что вы мне мозги компостируете? Никакой он не горячий.