В волчьей шкуре - Сергей Зверев

Тонкая струйка дыма от сигареты поднимается с блюдечка и чуть выше, будто ударяясь обо что-то невидимое, расползается ровной дымкой, образуя облачко над столом. С чем связано, Федору думать не хочется, чего только не происходит в жизни. Хотя ответ прост: в комнате нет сквозняка. Глубоко вздохнув, Кулибин посмотрел на похрапывающего молодого лейтенанта, раскинувшегося на кровати, и покачал головой.

«Да, вот и подошло твое время к окончанию службы в Афганистане, товарищ гвардии старший лейтенант. Приехал тебя менять вот этот молодой лейтенант, у которого еще все спокойно на душе. Никого не убивал, никого не терял. И испытаний, которые он знает точно, что его здесь ждут, не боится. Да что говорить, в морской пехоте служил, в рязанское училище только со второго раза поступил, но уже с гражданки, после армии. Значит, парень из той породы, кто к своей цели и по гвоздям босиком пойдет, и по горячим углям. Нет, я не из этой колоды».

Выпив оставшуюся в кружке водку, Федор придвинул к себе стопку фотографий, лежащую на краю стола.

Хм, на первой он совсем молодой, хотя сделан снимок ровно два года назад. Он стоит около офицера, которого сменял, командира взвода, гвардии старшего лейтенанта Иванцова. В глазах у того тоже грусть. Наверное, думал о чем-то таком, что и он сейчас. Облокотился на корпус боевой машины пехоты, с которой столько лет был неразлучен. Несколько раз подрывалась она с ним на небольших фугасах, менял ее двигатель, гусеницы, перебрал всю ее ходовую часть. Пожалуй, за это машина любила его, готова была с ним идти и через минные поля и скалы. Правду говорят, что у машин есть душа, и она прирастает к своему хозяину. А как уехал Иванцов, так сразу «слегла», «захворала» и на первой же операции в Пули-Хумри «ушла» от Федора, сгорела, как спичечный коробок. Так и не понял от чего, прямо на его глазах…

А что на этой фотографии? А, это он сидит на броне с Димкой, командиром второго взвода. Вот парень был, он как раз спал на той кровати, на которой разлегся этот лейтенант, сменщик Федора. А фотографии дочки Димки и жены, наклеенные на стене, над кроватью, никто и не захотел снимать, и этот лейтенант тоже. Сказал, пусть останутся на память.

Федор поближе поднес к себе фотографию Димки Шеляткова. На лице у того беззаботная улыбка, ничего и никогда этот парень не боялся. Только где-то что-то, он уже там, впереди всех, под пули, взрывы лезет. Кто-то раз на поминках одного из погибших офицеров попытался пристыдить Шеляткова, мол, не в орденах счастье и не в мемориале, который будет стоять на твоей могилке. А он в ответ вместо того, чтобы заехать по скуле беспокоящемуся за его судьбу, улыбнулся и сказал, мол, цыганка ему нагадала не в цинке быть, а в побрякушках, вот он и торопится их заработать, да побольше.

Одни посчитали это хорошим ответом в адрес штабной крысы, которые, как говорится, «не понюхав дыма», не зная, что такое на самом деле бой, оформляют на себя чужие награды. Другие покрутили пальцем у виска, мол, у Димки крыша поехала. А кто-то его словам и вовсе значения не придал.

А жизнь шла. И Димка продолжал лезть под строчащий пулемет, пробираться в тыл душманов через минные поля, при этом оставаясь невредимым. Но легенды так и не успели сложиться об этом молодом офицере. Обманула парня цыганка…

На Пагмане? Точно, на Пагмане, Димка со своей группой, когда на броне входил в ущелье, напоролся на банду душманов. Первая пуля была Димкина. Тот бой был коротким, и никто больше из его взвода не пострадал, хотя шквал огня был плотным. Солдаты сами потом удивлялись этому. А кто-то позже на поминках Шеляткова предположил, может, перед началом боя сам Бог спросил у Димки, что он выберет: спасение жизни солдат или своей. Он отдал свою.

«Да, Димыч, Царство тебе Небесное». Федор вытащил из-под стола бутылку водки и, взболтнув ее, выпил из горла остатки.

Несколько фотографий переложил в сторону, не рассматривая их. Это он позировал кому-то из солдат, фотографируясь с ними на память. То сидит с ними на броне танка, то – на БМП, то облокотился на полуразваленную стену дувала…

Погоди, а это кто? А-а, афганец. Точно, точно, на Дех-Сабзе они вместе с их ротой «придавили» душманов. Боя толком тогда и не получилось, духи, отстреливаясь, ушли в кяризы, и командир роты приказал устроить засаду. Простояли до вечера вместе с царандоевцами, но духи так и не появились. От безделья фотографировались с афганцами. Этот парень хорошо знал русский язык. Но больше всего заинтересовало в нем то, что у этого тридцатилетнего афганца шестеро детей! Подумать только, в их стране идет война, кругом разруха, медикаментов нет, нищета, а они детей рожают. А особенно то, что первого ребенка его жена родила в свои тринадцать лет.

Федор потянулся к сигарете, лежавшей на блюдечке, а от нее остался один фильтр, сгорела. Пачка «Столичных» пустая, вторая – тоже. В кармане гимнастерки осталась пачка «Охотничьих» сигарет без фильтра. Прикурил, табак хороший, просушенный, глубоко затянулся и на сердце легче стало.

Спать не хотелось. Даже несмотря на то, что последние двое суток он толком и не отдыхал. Их взвод сопровождал в кишлак Камари несколько машин с продуктами, керосином, одеждой. Ночевали у своих на блокпосту. А сегодня утром, когда готовились к возвращению в дивизию, услышали пальбу в кишлаке. Вести ее могли только душманы.

Не слушая уговоров командира блока не лезть туда, Федор, оставив грузовики, на пяти БМП решил прорваться к кишлаку двумя колоннами. Пыль, поднимавшаяся за машинами, выдала приближение шурави… И душманы сразу ушли, исчезли. Жители молчали, спрятав убитых, если они, конечно, были. А может, и душманов.

Что говорить, для афганцев этот кишлак – яблоко раздора. В нем родился нынешний президент Афганистана Бабрак Кармаль: кость в горле для исламских партий. Сколько раз они уничтожали его родовое гнездо, а кишлак снова возрождался, восстанавливался и – жил.

…Сигарета выкурилась быстро, и заметил это Федор только после того, как она стала обжигать пальцы. Потянулся за второй и замер: со следующей фотографии на него смотрел худощавый, черноволосый афганец Наджибулла. Да, да, старший капитан Наджибулла, из афганской милиции – Царандоя, хорошо говоривший на русском языке. Его рота частенько ходила вместе с взводом Федора по дех-сабзским и пагманским дорогам, иногда в засадах вместе участвовала. Не раз Наджибулла его угощал пловом, но что интересно, он об этом человеке так ничего и не знает. Бывает же.

«Ну что, Наджибулла, видно, не удастся нам с тобой попрощаться. Может, как-нибудь жизнь еще сведет нас. Кончится война, я обязательно приеду к тебе в гости. Знать бы только, где тебя искать».

Толщина стопки фотографий, лежащих справа от Федора, потихонечку убывала, и постепенно возрастала та стопка, что слева, куда он откладывал просмотренные снимки.

…К храпу молодого лейтенанта добавился тенор прапорщика Славина. Сколько с ним, старшиной роты, прошагал Федор бок о бок. Года полтора? Да, классный он мужик, никогда его солдат не оставлял без еды, следил за состоянием их одежды, которая после некоторых боевых ремонту уже не подлежала. Менял ее сразу, без разговоров. А перед прошлым выходом на боевые принес в командирский БМП два ящика стеклянных банок с вареным картофелем. Федор даже не знал, что такие овощные «компоты» бывают. Больше привыкли к картофельной муке, которую повара в столовой разводили водой, и получался из нее хороший клейстер.