Бывало, что к вечеру у них не хватало сил выбраться из кабины самолета и, извлеченные оттуда с помощью техников, они засыпали до очередного подъема тут же, на чехле, под плоскостью своей машины.

А утром все повторялось сначала. Едва локаторы обнаруживали, что фашистская авиация поднялась в воздух, со всех аэродромов без промедления взлетали советские истребители, и начиналось!

На всех высотах – от бреющего до 5-6 тысяч, в небе разгорались бои с участием истребителей всех марок. Вой моторов, стрельба из бортового оружия. Горели самолеты, другие, подбитые, тянули на свою территорию, оставляя за собой шлейф черного дыма. Повсюду парашюты. Разноцветный купол – фашист, белый – наш, советский летчик.

С утра пятерка Фадеева на пяти тысячах. Впереди – безмятежное синее небо. Желтая нить пляжей тянется с севера на юг, а посреди лежит Новороссийск – угрюмый, страшный, в дымах и пожарах. Над Станичкой, где обороняются моряки Куникова, сплошная черно-желтая пелена разрывов. С обеих сторон мигают бесчисленные вспышки пушечных залпов – орудия бьют прямой наводкой.

Со стороны Геленджика, на небольшой высоте, без прикрытия появились три бомбардировщика «Ю-88». «Странно, – подумал Андрей Труд. – Одинокая тройка бомбардировщиков и без прикрытия… Тут что-то не так». Он хотел поделиться своими сомнениями с комэском, но тут же в наушниках раздался могучий бас Фадеева:

– За мной, браточки!

С высоты пяти тысяч метров он устремился на бомбардировщики. Ведомый Труд со всей группой, как положено, за ним. В последний момент, по привычке, Андрей крутнул головой и… ахнул: со стороны Анапы несколькими волнами двигались «лапотники», а над ними комариной стаей вились «мессершмитты».

– Фадеев! Фадеев! – закричал Труд. – Смотри вправо! Смотри вправо!

Теперь все стало ясно: «юнкерсы» выпустили для отвлечения внимания русских истребителей.

– Понял, Труд, понял! – отозвался Фадеев. – Все за мной!

Шестерка резко развернулась и ушла в сторону с набором высоты. Прикрывающая пара Речкалова тоже полезла вверх.

Первая десятка «Ю-87» и девять «мессершмиттов» прикрытия подходили к Мысхако. Летчики чувствовали себя спокойно. Ведь три «юнкерса» свою задачу выполнили, небо над Станичкой было чистым.

В этот момент, со стороны солнца, покрышкинским «соколиным ударом» на них обрушилась шестерка красноносых «аэрокобр». Четверка с ходу атаковала бомбардировщики, пара завязала бой с истребителями. Речкалов с ведомым остались в засаде.

Фадеев с ходу поджег флагмана. Через прозрачный плексиглас кабины неуклюжего «лапотника» было видно искаженное яростью лицо пилота, что-то кричавшего своим по рации. Нетрудно было догадаться, о чем он кричит: атакуют русские асы, нужна помощь, срочная помощь, иначе всем «штукам» здесь будет конец. Его подчиненные в панике уже побросали бомбы в море и повернули на запад.

Четверка Фадеева, разбившись на пары, стремительно выбивала немцев. Не дремали и верхние – один за другим в воду упали два горящих «мессершмитта».

В этот момент подошла вторая волна бомбардировщиков, а с высоты шесть тысяч метров опустилась восьмерка «мессов», прибывшая на помощь. Фадеев подал команду: «Сомкнуть строй», и «кобры» стали в кольцо, прикрывая хвосты друг друга. Напряжение боя достигло кульминации.

У Труда пересохло в горле, все чаще темнело в глазах при резких маневрах. Собрав волю в кулак, Андрей неотступно следовал за Фадеевым, прикрывая своего командира от наседавших немцев.

Одному Вадиму все было нипочем. Казалось, он не знал, что такое перегрузки, усталость и страх. Его могучий бас постоянно слышался в наушниках: то он кого-то подбадривал, то хвалил, радостно комментируя каждую победу. И ребята держались, у них даже появилось второе дыхание.

На пятнадцатой минуте боя с моря подошла группа каких-то новых машин. «Фокке-Вульф-190», – догадался Андрей. С описанием этого самолета они знакомились еще на Каспии.

Искрин с ведомым Сутыриным развернулись было против вновь прибывших. «Ого! – невольно вырвалось у Николая, когда он увидел, как пилот «фоккера» стал живо перекладывать машину с одного виража на другой. – На скорости за ним не угонишься». Он решил поймать его на конструктивном недостатке – неожиданном сваливании «фоккера» в штопор при малой скорости. Резко убрав газ, они быстро подловили одного. «Есть почин! – раздался в эфире радостный голос Сутырина, с удовольствием отметившего, что горящий «Фокке-Вульф-190» врезался в море.

Но рано ребята радовались. Численное преимущество начало сказываться, и постепенно немцы стали прижимать шестерку Фадеева к воде. Вот когда пробил час Речкалова.

– Речкалов! Атакуй! – подал команду Фадеев. Первым же ударом сверху пара «аэрокобр» подожгла «мессершмитт». Остальные шарахнулись в стороны и ослабили кольцо.

– Фадеев! Фадеев! Я голодный! Я голодный!

Андрей Труд напомнил командиру, что горючее на исходе.

– Понятно! – отозвался Вадим. – Домой, браточки!

Резкий переворот и пикирование до бреющего. Андрей приготовился было повторить маневр командира, как тут, прямо перед носом его истребителя, возникло пятнистое, закопченное брюхо «мессершмитта». Недолго думая, он пальнул по нему из пушки и бросился догонять ведущего. Когда он выводил свою машину из пике, горящий «мессер» пронесся мимо и врезался в воду.

Труд осмотрелся. Следом шли пять машин, две вверху. Не хватало одной. Кого же? Оказалось – Дмитрия Сапунова. Все-таки подловили фашисты молодого пилота на вираже, когда он не удержался и отбился от своих, и сбили.

Во влажном небе Новороссийска еще видны были парные следы росчерков истребителей гвардейцев. «Сбили десять, потеряли Диму», – отрешенно думал Труд по дороге домой.

…В конце дня весь полк поднялся на прикрытие пикирующих бомбардировщиков «Пе-2», которые наносили удар по выявленному скоплению наземных войск противника. Две девятки «петляковых» прикрывала четверка Покрышкина.

Едва они отошли от аэродрома, как стал отставать его ведомый Василий Островский. Закапризничал мотор.

– Может, вернешься домой? – запросил по рации Александр.

– Нет, товарищ командир. Хочу драться. С машиной все будет в порядке.

Островский пока редко летал на такие важные задания и, понимая, что звену будет трудно без одного пилота, решил продолжать полет. Да и Александру не хотелось его возвращать: Вася так рвался в бой, так хотел отомстить гитлеровцам за смерть своих родителей, что он просто не смог запретить ему это сделать.

При подходе к линии фронта мотор у Островского задымил и Покрышкин, скрепя сердце, все-таки приказал ему вернуться.

Небо над Цемесской бухтой привычно кишело самолетами. На разных высотах сновали «Яки» и «кобры»; параллельно его группе, на той же высоте, шли другие эскадрильи бомбардировщиков и штурмовиков. Такое количество авиации он видел впервые. Саша не знал, что по решению Ставки Верховного Главнокомандования для восстановления равновесия сил на Кубань, помимо корпуса Савицкого, срочно передислоцировали 2-й бомбардировочный и 2-й смешанный авиационные корпуса.