– Да, – сказал я, – это несколько меняет… Точнее, сдвигает процентное соотношение в другую сторону. Но все-таки…

Левченко сказал полковнику:

– Кстати, профессору Лавронову Владимиру Алексеевичу, доктору наук в нейрофизиологии, пообещали грант его лаборатории! Вот он и пашет на совсем не понятную ему организацию.

Полковник кивнул, покосился в сторону Ингрид.

– Громов, – наконец представился он, – Александр Ростиславович. Приношу свои соболезнования, а вот ваша спутница… если не ошибаюсь, Ингрид Волкова? Капитан контрразведки?

Я развел руками.

– Меня считают неспособным даже завязать себе шнурки самостоятельно. Вот она для этой цели. Почему именно она? Во-первых, самка! Нет неприятия второго самца, с тем нужно притираться, а с самкой все сразу… Во-вторых, когда приходила в наш научный центр расследовать кражу денег… она тогда была под личиной лейтенанта полиции. Там и познакомились, кофе пили вместе, она все выспрашивала, кто у нас с порочными наклонностями…

Он подошел к столу, бегло посмотрел запись в браузере.

– Гм, вроде бы не врете.

Я сказал быстро:

– Я уже убедил Стельмаха не предавать те документы гласности! Мы на одной стороне, не видите?

Он бросил на меня быстрый и почти благосклонный взгляд.

– Да, верно.

– Тогда зачем…

– Наш метод надежнее, – сообщил он. – Не так ли?

Я вздохнул.

– Ну, не знаю. С одной стороны, вроде бы так вот жестко и по-мужски… но люди непредсказуемы. А если Стельмах взъярится, то кто знает, какие глупости надумает.

Он покачал головой.

– Статистика говорит, люди в зрелом возрасте глупости не делают. Если в чем-то не уверены, то молчат в тряпочку и не шевелятся. Это молодые берутся решать все на свете, потому и вляпываются.

Я сказал жалко:

– Наверное, во мне говорит эта… как ее, интеллигентность… в нашем кругу профессора все проблемы привыкли решать даже без повышения голоса.

Левченко гоготнул.

– Хотел бы я посмотреть, как профессора лупят друг друга на ученом совете!..

Громов сдержанно улыбнулся.

– Да, это было бы зрелище. Но нам такого не дождаться, а жаль. Я бы тоже посмотрел!

Я допил кофе и жестом показал майору, что спасибо, очень благодарен, но довольно, кофе мочегонное, обоссусь на обратной дороге, да еще при женщине, хотя она и капитан, что значит не совсем женщина.

Ингрид взглянула требовательно и с холодком, напоминая, что не кофе пить прибыли.

Я сказал Громову туповато, я же ученый, а не военный:

– Но, простите… документы нужно держать долго. Не день-два, а месяцы, а то и годы. Стельмах согласился, что нужно дождаться нужного момента для публикации, тогда это будет взрыв в нашу пользу, а не против нас…

Он посмотрел на меня свысока.

– Вы недооцениваете возможности халифата. Они в состоянии держать ее в своих руках и год, и два… и сколько понадобится.

– Связанную в подвале?

Он посмотрел на меня с прежним презрением.

– Вполне в приличных условиях. Вы не представляете, насколько мир еще дик и неосвоен! Масса огромных регионов, где не ступала нога человека… Неважно, в дебрях Амазонки, джунглях Африки или где-то еще. И не ступит, так как там нет ни нефти, ни приманок для туристов. Джунгли, горы, тропики… Везде можно поставить домик, который никто не отыщет.

Левченко добавил:

– Даже со спутника не увидеть, если под кроной одного из деревьев, под которыми от дождя может укрыться дивизия. А есть места, где таких деревьев тысячи тысяч гектаров…

– Но она же работник какой-то мегакорпорации, – напомнил я.

Он сдвинул плечами.

– Потерпит. Не думаете ли, что интересы одного человека выше интересов государства? Я согласился бы, если бы тем государством была Америка, но когда речь о России…

Я покачал головой.

– Не настолько я демократ, чтобы так уж ни во что не ставить наше государство. Конечно, его интересы неизмеримо выше интересов любого человека на свете. Однако…

Громов остановил несколько холодновато:

– Никакого однако. Она не будет связанной в подвале, этого достаточно. Но ее контакты с миром ограничат. Точнее, обрежут.

Я посмотрел на Левченко, полковник явно намекает, что разговор вообще-то окончен, мы узнали все, что нам изволили сообщить, надо возвращаться.

Левченко широко улыбнулся полковнику.

– Они послали две группы спецназа, чтобы освободить эту заложницу. Смешно.

Громов кивнул, на лице полное презрение к таким дебилам, а я спросил осторожно:

– Почему смешно?

Левченко хмыкнул.

– Две группы!.. А у нас их здесь пять!.. Не считая десятка групп боевиков…

– Боевики, – поинтересовался я, – тоже под вашей рукой?

Он поморщился, явно вопрос неприятен, сказал нехотя:

– Нет, конечно, какое они могут иметь к нам отношение?.. Но манипулировать ими легко, это примитивные жители гор, до трех умеют считать, и ладно…

Полковник начал поглядывать в нетерпении, я спросил быстро:

– А что, если эти конкурирующие отделы ГРУ договорятся?

– Вряд ли, – ответил Левченко.

– Почему?

– Задумано, – объяснил он, – чтобы они всегда конкурировали. И докладывали наверх каждый о своих результатах. Таким образом не удается соврать, скрыть факты от правительства и президента или представить ложную версию, как частенько бывает в Штатах или в Англии. То есть при формировании стратегии было выбрано меньшее из зол.

Громов кивнул, подтверждая, я подумал, сказал невесело:

– Тогда, конечно, наша миссия не удалась.

Он промолчал, а Левченко сказал с сочувствием:

– Она изначально была обречена на провал. Так задумано! Это все игры высшего звена, нам не всегда позволяют узнать даже крохи… Вызвать машину?

– Да, – ответил я со вздохом. – И хотя понимаю, что от нас на самом деле ничего не зависело… но все равно обидно.

– Понимаю, – произнес он.

– У меня в институте, – сказал я, – каждый час на вес золота!..

– Это все их игры, – ответил он и указал пальцем вверх. – А результат у вас есть: вам удалось выяснить наши требования и наши позиции. Я имею в виду, позицию по вопросу документов.

Я отмахнулся.

– Да понимаю. Думаете, я понял бы, если бы вы показали мне все огневые, или как их там у вас называют, точки? Хотя не понимаю, почему точки? В науке точка – это…