– По важному, – ответил я. – Но если вы здесь главный, то сейчас расскажу вам государственную тайну, которую вам знать можно, товарищ генерал. Это рядовых сразу расстреляют, что правильно…

Он вскрикнул предостерегающе:

– Эй-эй! Я не сказал, что самый главный здесь я. Стойте здесь, руки на виду… Гасан! Позови командира.

– Плохо вас снабжают, – заметил я.

Он буркнул с подозрением:

– Чего это?

– Рация вшита в воротник, – сказал я, – а не работает…

– Кто сказал, что не работает? – отрезал он. – Ждите!

Ждать пришлось долго, как показалось мне, это Ингрид дожидается со стоическим спокойствием, а мне каждая минута здесь кажется потерей для научной работы, хотя на самом деле занимаюсь ею и здесь, прорабатывая разные эксперименты в уме, но их никому не покажешь, всем давай результаты опытов на мышах и подробную методику, чтобы могли повторить другие, иначе назовут мошенничеством.

Наконец из траншеи легко выпрыгнул поджарый военный. Форма та же, но властность и командирскость чувствуются, у военных так, это у нас что академик, что лаборант, все по виду не различишь, разве что по возрасту.

– Кто такие? – потребовал он.

– Переговорщики, – ответил я. – Нам поручено узнать условия выкупа. Хотя условия уже знаем, в общем, но вот подробности.

Он перебил:

– О каком выкупе речь? Мы что, террористы?.. Эй, Гасан, позови Демидова!.. Да, быстро.

Ингрид придвинулась ко мне ближе, военный скользнул по ней равнодушным взглядом, а я подумал, как местность накладывает отпечаток: в Москве бы оказывал ей все знаки внимания, а здесь руководствуется старым принципом шариата, что курица не птица, а женщина не человек.

– Вашего джинна зовут Гасан? – спросил я. – А в моем детстве был Хоттабыч…

Он посмотрел на меня с некоторым интересом.

– В вашем? Он был еще в моем.

К нам подбежал еще один, по виду один из младших офицеров, взглянул на обоих холодно и оценивающе.

– Что с ними? Расстрелять или отрубить голову?

Наш военный коротко усмехнулся, давая понять нам, что это шутка, никто нас расстреливать вот так сразу не будет, тем более ритуально рубить голову, разве что потом…

– Отведешь к Левченко, – распорядился он. – Что-то снова непонятное за нашими спинами. И, Демидов, без своих штучек…

Демидов кивнул.

– Нам вряд ли скажут. Эй, вы двое! Идите впереди. Шаг влево, шаг вправо…

– А подпрыг, – сказал я, – попытка взлететь, знаем, сидели и даже заседали.

Он ухмыльнулся.

– Вот-вот…

Мне кажется, он несколько удивился и даже забеспокоился, когда мы с Ингрид пошли, не останавливаясь и не спрашивая куда. Она держится меня, а я сворачивал, обходя коряги, камни и установленные растяжки, пока еще без взрывателей, наконец подошли к небрежно набросанной и настолько огромной куче хвороста, что за нею можно спрятать и танк.

С той стороны появился и быстрыми шагами двинулся навстречу человек в камуфляжной форме и с таким же зеленым платком на голове. Широкий в плечах, тонкий в поясе, налитый силой, что видна в каждом движении, настоящий джигит, а когда подошел ближе, Ингрид тоже рассмотрела его черную как уголь коротко подстриженную бородку, усы сбриты, что выказывает его сторонником халифата, глаза крупные, ястребиные, слегка навыкате.

Мне он чем-то напомнил Ингрид, такие же глаза и такое же острое, устремленное вперед лицо.

– Майор Левченко, – представился он на чистейшем русском языке с оттенком московского говора. – Антон Денисович. Слушаю вас.

Ингрид охнула:

– Да вы такой араб, арабее всех кавказцев!

Он сдержанно улыбнулся.

– Я чистокровный русский и по маме и по папе на десяток поколений вглубь, а дальше никто не знает. Но, судя по тому, что их село было в глубинке, и никто туда не ездил даже из соседних сел, то могу предположить, что и дальше…

Я заметил:

– В русских есть все, от скандинавов и до турок. Самый генетически богатый…

Он посерьезнел, прервал мою попытку его раскачать:

– Простите, с чем прибыли?

– Лавронов Владимир Алексеевич, – представился я. – Доктор наук, профессор, оказался случайно вовлечен в это дело. Можете посмотреть мои данные в Википедии. А это капитан Ингрид Волкова, ваш собрат по профессии.

Он окинул меня и ее внимательным взглядом.

– Интересная пара… Можно поинтересоваться, как вы оказались… в одной команде?

– Скажу честно, – ответил я, – хотя признаваться как-то неловко. Моей лаборатории пообещали выделить грант в миллион долларов, если помогу переговорить с доктором наук и профессором Стельмахом, который затеял что-то рискованное. Я переговорил, вроде бы все уладил, но тут захватили в заложники его внучку и…

Он кивнул.

– Понимаю. Ваше задание сочли недовыполненным и прислали довыполнять.

Быстро соображает, мелькнуло у меня, опасный человек.

– Примерно так, – сказал я.

– В нашем ведомстве, – произнес он, – стараются все выжать из людей. Сейчас коммерческое время, не слыхали?

Я развел руками.

– Что делать, деньги моей лаборатории очень нужны. Наука постоянно нуждается в деньгах, вот мне и пообещали финансирование моей лаборатории.

Он кивнул, лицо чуточку потемнело, у губ по краям проступили глубокие складки.

– Да, так тоже ловят наиболее честных, которые не поддадутся ни на шантаж, ни на запугивание…

– У секретных служб разные методы, – проронил я.

– Жаль, – сказал он, – когда такие люди попадают между наших жерновов. Государственная машина беспощадна.

Его глаза стали отстраненными, я слышал и видел, что именно ему сообщают, а он дослушал и кивнул.

– Да, подтверждено. Вы Лавронов Владимир Алексеевич, доктор наук и автор ряда серьезных научных работ. Только насчет профессора в Википедии ни слова…

Я уже был готов, обезоруживающе улыбнулся.

– Мне предложили кафедру давно, и хотя я так и не начал читать студентам лекции, но я да, уже профессор. Профессор – это не научная степень, а должность. Доктора наук обычно все становятся профессорами, хотя мало кто из них берется читать лекции тупоголовым студентам, что больше смотрят на сокурсниц, чем на чертежи и макеты. Это так, подработка в свободное от научной работы время. Правда-правда, профессором меня стали называть с того дня, как я стал доктором.

Он улыбнулся.

– Да, Википедия пополняется иногда с опозданием в месяцы. Прошу вас, пройдемте в… то, что здесь называем домом. Там поговорим уже о сути.