– Лично я готов относиться к вам дружелюбно, – заметил тот. – Вы мне очень помогли.

– А я могу только повторить, что вы мне не помогаете.

– Моя работа – помогать правосудию, а не журналистике.

– Разве одно противоречит другому?

– Необязательно. Иначе я бы с вами не разговаривал. Но я делаю это не для того, чтобы снабдить вас материалом для газетной колонки.

– А материал имеется?

– Вероятно. Вашему слову можно доверять?

– Именно поэтому я так редко его даю.

– Вы дадите мне свое драгоценное слово в обмен на право первой публикации после моей цензуры? Того, что искать черную сумку меня надоумил Лайонел Балтин, я не стану вычеркивать.

– Неужели?

– Да, потому что благодаря ей я смог опознать, выражаясь вашими словами, тело номер один.

– Правда?

– Еще нашел велосипед, о котором вы тоже говорили. А рядом миссис Чейтер – бездыханную.

Балтин вытаращил глаза. Вывод Кендалла был прост: сэр Джеймс Эрншоу никому ничего не разболтал.

– Чего я пока не понял – как, когда, где и кем был отравлен ее муж, – добавил инспектор.

– Вам известно, что здесь нас потчует повар-китаец? – спросил Балтин.

– У которого не было никаких причин отправлять Чейтера на тот свет? Сержант разобрался с едой. Расспросил повара и получил убедительные ответы. Мы слишком торопимся обвинять азиатов! Есть другие предположения?

– Нет, – ответил Балтин. – Могли бы появиться позднее, если бы меня опять выпустили на волю.

– Это то, что мне нужно! – воскликнул Кендалл. – У вас как раз такие мозги, какие мне требуются. Если верну вам свободу – вплоть до разрешения наведаться в мастерскую, коли вас туда потянет, – назначите меня своим цензором?

Балтин кивнул, и инспектор достал из кармана синий карандаш.

– Начнем! – Он чиркнул на карточке пару слов. – Показывайте это моим сотрудникам, если они будут останавливать вас. Только не хвастайтесь своими привилегиями перед другими гостями! Вот закончим – тогда и хвалитесь, сколько хотите, тем, как научили работать полицию!

– Непременно последую вашему совету, – произнес Балтин, пряча карточку.

– Я уже надеялся, что обойдется без меня, – признался Джон вошедшему в его комнату инспектору.

– Я никого не пропускаю, сэр, если думаю, что у них есть что мне рассказать, – объяснил Кендалл.

– Почему вы считаете меня полезным свидетелем?

– Во-первых, вы этого не отрицаете. Во-вторых, вчера и сегодня неподалеку от вашей двери и окна произошло множество событий. В-третьих, кое-кто намекнул, что с вами я не потрачу время зря.

– Кто же?

– Не скажу, если не возражаете.

Но Джон сам догадался – и был прав, – что речь о Пратте.

– Понимаю ваши колебания, – продолжил Кендалл, видя, что Джон медлит с ответом. – Вы в сложном положении. Вам оказали гостеприимство, и вам совестно бросать на кого-либо тень. Естественное и достойное чувство! Со мной на вашем месте было бы то же самое. Но мы уже сделали следующий шаг. Если вам есть что сказать, это поможет мне не арестовать невиновного.

– Вы кого-то подозреваете?

– Как минимум у двоих имелись веские мотивы для убийства.

– Они – гости?

– Вопросы задаю я, сэр.

– Простите, все это мне непривычно.

Джон много бы отдал, чтобы его оставили в покое. Еще до прихода инспектора он принял решение: ничего не говорить, если не заставят обстоятельства. Теперь обстоятельства не оставляли ему выбора: раз инспектор кого-то подозревает, то как он может утаить то, что знает? «Начну, пожалуй, – решил Джон. – Посмотрим, что получится».

– Вчера ночью за дверью возникла какая-то суматоха, – произнес он. – Мне это не понравилось.

– Когда именно?

– В начале второго ночи.

– И вы проснулись?

– Да. Хотя нет, меня разбудила собака.

– Значит, суматоха возникла позднее? Пожалуйста, продолжайте.

– Еще я услышал звук разбивающегося стекла. Вскоре лай прекратился. В холле вспыхнула ссора двоих людей: Чейтера и дворецкого Томаса. – У Кендалла загорелись глаза. – Похоже, они внезапно столкнулись. Каждый стал выяснять, почему другой бродит ночью по дому. У меня создалось впечатление, будто Чейтер, фигурально выражаясь, держит дворецкого за горло…

– Подождите! – перебил Кендалл. – Вы не припоминаете самого разговора?

Джон, как сумел, воспроизвел их слова. Инспектор внимательно слушал. Когда Джон закончил, Кендалл отлучился в холл, но быстро вернулся. Подойдя к окну, он поднял штору, выглянул в окно, снова опустил штору.

– Значит, дворецкий возвратился в свою комнату? – Джон утвердительно кивнул. – Чейтер после этого вышел наружу?

– Да.

– Когда он вернулся?

– Примерно в половине второго.

– Вы слышали бой часов?

– Часы в холле бьют каждые полчаса.

– Тогда это мог быть час ночи, а не половина второго?

– Я посмотрел на свои часы сразу после того, как Чейтер вернулся и поднялся наверх. Было уже час тридцать пять.

– Покажите свои часы.

Джон повиновался. Кендалл опять отлучился в холл, всего лишь на минуту.

– Ваши часы обгоняют часы в холле на полминуты, – сообщил он. – Вы их сегодня подводили?

– Нет.

– Такой точный ход?

– За неделю они убегают лишь на минуту.

– Как вы считаете, сколько было времени, когда Чейтер после ссоры вышел?

– Минут десять второго. Но это неточно, так, догадка. Не исключено, что на минуту-другую раньше.

– Вы полагаете, что Чейтер провел вне дома двадцать минут?

– Да.

– Вернувшись, потратил на подъем наверх четыре-пять минут?

– Да. Не знаю, куда он в это время ходил и чем занимался.

– Напрягите память, мистер Фосс. Вспомните, когда собака гавкнула последний раз: до или после звона разбитого стекла?

– После, – ответил Джон. – Звон я услышал сквозь сон. Только проснувшись, сообразил, что мне это не приснилось.

– Ясно. Был час ночи. Откуда вам известно время?

– Снова догадка. Прикидка.

– Что ж, если вы прикинули верно, то можно считать, что стекло разбилось в час ночи, а собака последний раз подала голос примерно через минуту после этого?