Никогда еще Фостер не чувствовал себя таким беспомощным. Он ощущал, как течет время. Десять вечера, одиннадцать, полночь. Годовщина четвертого убийства 1879 года наступила. Первые три трупа нашли в интервале между полуночью и рассветом. Он не видел причин, почему на сей раз что-то должно быть иначе.

Шум города стихал, улицы пустели, но сирены не замолкали. Гасли огни в окнах дома, лишь немногие оставались освещенными — кто-то выходил в туалет, страдающие бессонницей люди бессмысленно пялились в экраны телевизоров. Они с Хизер почти не разговаривали. Сидели и ждали, что произойдет дальше.

Близился рассвет. Фостер разрешил Хизер подремать. Сам он настолько устал, что в любой момент готов был отключиться, им овладело изнуряющее беспокойство, он даже не мог унять дрожь в ноге. Его мать называла это пляской Святого Витта. Словно сквозь туман он слышал ее слова. У него уже давно не случалось чего-либо подобного.

Взошло солнце, и башня пробудилась ото сна. Сначала ушли рабочие, потом вернулись прожигатели жизни. Хизер проснулась и нацедила из термоса две чашки настоявшегося кофе.

— Что будем делать? — спросила она.

— Ждать, — ответил Фостер. — Иного выхода нет.

Его мобильный зазвонил. Это был Дринкуотер.

— Вы рано встали, — заметил Фостер.

— Я и не ложился. Мы здорово продвинулись с прошлого вечера. Примерно в три часа ночи они нашли нож, похожий на тот, которым убили двух из трех жертв. Его обнаружили в саду Терри Кейбла, под розовым кустом. Теперь его отдали на экспертизу.

На мгновение Фостер потерял дар речи.

— Проклятие! — воскликнул он.

— Вы о чем? Я сообщаю вам лишь то, что знаю.

— Да, Энди. Но ножом, который они нашли, не убивали ни Джеймса Дарбишира, ни Демми Перри. А если даже и убивали, то подбросили в сад, чтобы подставить Кейбла.

— Все считают, что это большой прорыв, — пробормотал Дринкуотер. — А у вас что-нибудь случилось?

— Нет, — пробурчал Фостер. Он знал, что пока четвертую жертву не обнаружили, Харрис и его дружки с каждой минутой все больше укрепляются в уверенности, что они поймали преступника.

Он закончил разговор с Дринкуотером и покачал головой.

— Что с вами? — произнесла Хизер.

— Прошлое повторяется.

— Что вы имеете в виду?

— Вы знаете, что в 1879 году в Кенсингтоне была совершена серия убийств. Газеты сходили с ума, люди были напуганы, а полиция — в панике. Она арестовала одного человека, чтобы их больше не поливали дерьмом. Вскоре полиция решила, что надо возбудить дело против человека, которого заподозрили. И вдруг — о чудо! — в его доме находят нож.

— Вы уже говорили мне об этом.

— Да, но я вам еще не сказал, что нож чудесным образом обнаружили в саду Терри Кейбла в тот момент, когда пресса стала обвинять нас в отсутствии активных действий.

Хизер не поверила Фостеру. Она была готова играть роль адвоката дьявола.

— А вы не считаете, что он мог совершить данные преступления?

— Хизер, вы не хуже меня понимаете, что происходит. Они стараются убедить себя, будто он виновен. И не важно, что он — их единственный подозреваемый. Они убеждены, что он виновен. А при этом нет улик, доказывающих его вину.

— А как же GHB?

— Совпадение. Деталь, а не мотив. Зачем ему убивать тех людей? Зачем уродовать? Почему он оставлял их трупы в тех же местах, в те же даты? Они не могут получить ответа на вопросы. Мы знаем: убийца следует схеме. И делает это из-за того, что случилось после суда 1879 года. Вероятно, нам даже известен мотив.

— Значит, у них есть подозреваемый и нет мотива? А у нас есть мотив и нет подозреваемого?

— Даже не ясно, что лучше, — пробормотал Фостер.

— Надеетесь, что мы найдем труп? Чтобы доказать вашу правоту?

— Нет, — возразил он. — Мы обнаружим тело, но я не хочу этого. И мы могли бы найти убийцу. У нас было бы больше шансов выследить его, если бы нам выслали подкрепление, если бы они не тратили время на то, чтобы подставить какого-нибудь убогого дебила и спастись от нападок прессы.

Фостер опять посмотрел на башню. Огни в окнах начали зажигаться.

К полудню Фостер оставался на месте дежурства, хотя и очень устал после бессонной ночи. Он уже сомневался: стоило ли все это делать? Кейбла скорее всего обвинят. Четвертый труп так и не нашли. Неужели он ошибся? Наверное, Хизер права, и Кейбл — убийца. Фостер покачал головой, собираясь с мыслями. Он с трудом соображал — однако отказывался верить в виновность Кейбла. Конечно, если Барнс позвонит ему и скажет, что Терри Кейбл является потомком Ика Фаэрбена, это все изменит. По крайней мере у него появится мотив.

Он отправил Хизер домой, чтобы та поспала пару часов. Она попыталась отказаться, но Фостеру нужен был энергичный помощник, когда Барнс составит список имен. Он сидел в машине с открытым окном. Прохладный ветерок не давал ему заснуть, принося в салон шум с улицы. Последние полчаса из окна наверху доносилась громкая музыка. Непрерывный шум, прибиваемый низкими глухими частотами и похожими на аплодисменты звуками. «Что-то знакомое», — подумал Фостер, но с расстояния в сто футов он не мог уловить мелодию или ритм. Кто бы ни жил в этой квартире, ему, очевидно, очень нравилась эта песня. Едва она заканчивалась, как начинала звучать снова.

Фостер высунул руку и стал рассеянно стучать по дверце в такт музыке. После нескольких повторов он уловил ритм и узнал мелодию. Фостер стал насвистывать ее. Песня в стиле диско. Не самый его любимый жанр — ему больше нравилась гитара и хриплые, ироничные мужские голоса. А здесь играла музыка в стиле диско, но она ему нравилась. Музыка манила его, ему хотелось выйти из машины, сесть в лифт и спросить, кто там крутит эту песню до посинения.

Каждый раз, когда ритм музыки изменялся и звучал припев, Фостер принимался насвистывать его. Пела женская группа, хотя ему смутно казалось, что, возможно, среди них был и парень. Что-то рифмующееся со словом «дням» — единственное слово из куплета, которое он вспомнил. Вскоре его озарило. «Возвращаясь к корням», группа «Одиссея».

И вдруг Фостер замер, резко выпрямился, будто ему за воротник сунули кусок льда.

Он выскочил из автомобиля и побежал к подъезду, ворвался внутрь и нажал кнопку лифта. Кабина застучала и стала спускаться, но Фостер не мог ждать. Он начал подниматься по лестнице, перепрыгивая через две ступени, волнение пересилило усталость. Когда он добрался до десятого этажа, его сердце колотилось так сильно, что отдавало в ушах. Открыв дверь, он оказался в темном коридоре, единственными источниками света в котором были грязные окна. Ему не нужно было смотреть на номера дверей, он следовал на звук музыки. Пока Фостер шагал по коридору, музыка звучала громче и громче, превращаясь в какофонию. В коридор вышла светловолосая женщина в вылинявшем красном халате поверх джинсов и рубашки, с потемневшим от курения лицом. Увидев Фостера, она оценивающе осмотрела его костюм.