Дальше он столкнулся с уже знакомой проблемой. Они исчезли из данных переписи. По свидетельствам о смерти он узнал, что Морис и Ханна умерли в 1889 году. Позвонив в управление записи актов гражданского состояния, Найджел выяснил, что оба скончались во время эпидемии гриппа. Они обнищали и оказались на самом дне викторианского общества — в работном доме Бермондси. Два дня спустя их младший сын Дэвид стал жертвой болезни в том же самом ужасном месте.

В живых осталось двое детей: Клара, которой теперь было почти семнадцать, и Майкл, младше сестры на два года. Записи об их смерти отсутствовали, и Найджел решил, что они выжили. Но дальнейшее изучение данных переписи не принесло результатов. Ни один из детей не вступил в брак до начала нового века.

Найджел покинул центр, прошел по Миддлтон-стрит через Эксмос-Маркет, свернул налево на Росоман-стрит и, наконец, добрался до архива лондонской полиции на Нортемтон-роуд. Там хранилась информация начиная с 1607 года о столице, ее жителях и их жизни — всего семьдесят два километра записей. И что важнее, там содержались сведения о городских союзах попечения бедных, следивших за деятельностью работных домов. В данном случае его интересовал союз попечения бедных Святого Олафа.

Он заказал пропуск и просмотрел записи в журнале. В 1886 году там были записаны имена всех пяти членов семьи Харди. Они пришли добровольно. Два мальчика были истощены, Майклу поставлен диагноз «слабоумие». Найджел понял, что с ними случилось. Подобно большинству бедняков, они выбрали рабский труд в работном доме как средство выживания. Морис и Ханна должны были спать в разных комнатах, дети тоже находились отдельно от родителей. Их контакты сводились к минимуму. Они носили форму, вставали в шесть утра, целый день выполняли тяжелую работу и ложились в восемь вечера. Лишь отсутствие решеток и замков отличало это место от тюрьмы. Люди могли покинуть его в любой момент, но куда им было идти? Голодать и замерзать на улице? Они являлись узниками обстоятельств.

Найджелу стало интересно, какие события заставили Мориса оставить надежду обеспечить семью и искать милости у государства. Увечье? Мальчики были еще маленькими и не могли поддерживать семью, а для молодых женщин вроде Клары не имелось подходящей работы. В 1888 году она покинула работный дом, надеясь устроить жизнь за стенами данного заведения. Наверное, она верила, что заработает достаточно денег и вернет семье благополучие. И все же через год ее родители и старший брат умерли. Их, вероятно, похоронили в самых дешевых гробах, в общей могиле. На следующий день после смерти Дэвида Клара пришла забрать уцелевшего брата. Это произошло 7 сентября 1889 года.

Куда они отправились? Найджел потратил два часа на проверку информации по всем лечебницам для умалишенных в Лондоне. Майкла там не оказалось. Видимо, он жил с Кларой. Но эти двое словно растворились во времени.

Выйдя на улицу, он заморгал, глядя на заходящее солнце. Часы летели незаметно, когда он погружался в прошлое.

Неожиданно Найджел кое-что понял. У него появилась идея. Он не знал, как это получилось, но за время работы генеалогом научился доверять интуиции. Он вернулся в центр и сразу перешел к переписи 1891 года. Он напечатал имя Клары Фаэрбен и дату ее рождения.

Он нашел ее, возраст совпадал. Она взяла себе девичью фамилию матери. Но почему? Этому могло быть лишь одно объяснение — чтобы избавиться от клейма нищеты. Найджел нажал на ссылку, желая посмотреть имена других жильцов. Майкл Фаэрбен. Он жил вместе с ней в доме на Боу-стрит, в восточном Лондоне. Остальными жильцами дома являлись молодые женщины в возрасте от тринадцати до восемнадцати лет. Клара — самая старшая. Найджел предположил, что это пансион. В графе «род деятельности» стояло «рабочий на спичечной фабрике». Ее профессия и место проживания все объясняли: она трудилась на фабрике «Брайант и Мэй». Ей удалось найти работу, но это было одно из самых трудных и опасных занятий: ей приходилось вкалывать четырнадцать часов в сутки, разговаривать запрещалось, рабочих наказывали, если они роняли материалы, кроме того, они подвергались риску быть искалеченными или заболеть раком от соприкосновения с желтым фосфором, из которого изготавливали спички.

В переписи 1901 года Клара, двадцати девяти лет, была указана как прислуга в частном доме по адресу на Холланд-парк. Майкл по данному адресу не проживал. Он работал конюхом в конюшнях Холланд-парк-мьюз. Год спустя умер от сердечного приступа. Еще через год Клара вышла замуж за клерка Сидни Честертона, через три года у нее родился первый ребенок. Найджел был уверен, что эти события взаимосвязаны. Лишь теперь, когда брат умер, Клара могла заняться устройством личной жизни.

У них с Сидни было четверо детей: два мальчика и две девочки. Первенца, мальчика, назвали Майклом. Они осели в Хаммерсмите — в те времена это был поселок в пригороде Лондона. На каждом новом свидетельстве о рождении детей должность Сидни повышалась, и к рождению четвертого ребенка он служил управляющим. Где именно он работал, не известно, но семья Честертон относилась к среднему классу. Клара прошла долгий путь с тех пор, как покинула работный дом. Она умерла в 1951 году. Ей было семьдесят девять лет, что казалось удивительным, учитывая лишения, которые она пережила в молодости. Найджел покачал головой, поражаясь упорству женщины. Интересно, знали ли ее потомки, на какие жертвы она шла; понимали ли они, как женщина, известная им лишь по пожелтевшим фотографиям, лежавшим на дне ящика или коробки, изменила жизнь их семьи, вытащила со дна и не дала прерваться их роду.

Центр опустел, последние сотрудники смотрели то на Найджела, то на часы, показывавшие семь вечера. Найджел не успел бы завершить работу сегодня, к тому же у него болели глаза. Он позвонил Фостеру и сообщил, что ему удалось обнаружить. Детектив очень устал, отсутствие времени и неизбежная перспектива четвертого убийства выводили его из себя.

Фостер посмотрел на башню, как альпинист, созерцающий неприступную высоту. В сумерках она выглядела не уродливой, но по-прежнему казалась загадочной. Целый день люди входили в здание и выходили из него. Вместе с Дженкинс они следили за ними: проверяли каждую посылку, каждый рабочий был допрошен, каждый жилец, который приходил или уходил, сверялся по имеющемуся у них списку. Но им так и не удалось заметить что-нибудь необычное или подозрительное.

Иногда Фостер ходил и проверял мусорные контейнеры, переулки и землю вокруг башни. И всякий раз ничего не находил. И хотя он не знал, что именно ищет, ничто не ускользало от его внимания. Он все еще ждал, что, открыв крышку или заглянув за угол, увидит то, чего больше всего боялся увидеть.

Когда наступила ночь, им с Дженкинс пришлось сидеть в машине и ждать. В окнах квартир зажигался свет, и поток входящих и выходящих людей постепенно иссякал. Молодежь собиралась компаниями на углу улицы, пьяницы шли в пабы, а запоздавшие пешеходы возвращались домой с работы. Крики, музыка и вопли голодных младенцев разносились в воздухе, порой к ним присоединялся доносившийся с Уэстуэя вой сирен. Фостер один раз вышел из автомобиля и прогнал дворняжку, собиравшуюся пометить заднее колесо автомобиля.