– Я думал, монахини ходят за пожертвованиями по двое, –заметил Джордж. – Кажется, на этом построен какой-то детективный роман.

– В тот раз приходила только одна, – отозвалась миссГилкрист. – Возможно, теперь им приходится на всем экономить. Как бы то нибыло, это оказалась совсем другая монахиня, потому что та собирала деньги наорган для церкви Святого… кажется, Варнавы, а эта – на что-то связанное сдетьми.

– Но черты лица у них были похожи? – заинтересованноосведомился Эркюль Пуаро.

Мисс Гилкрист обернулась к нему:

– Пожалуй, да. Та же верхняя губа – как будто там были усы.Думаю, это меня и встревожило – я вообще тогда нервничала и сразу припомнилаистории из времен войны о монахинях, которые в действительности были мужчинами– людьми пятой колонны, сброшенными с парашютами. Конечно, потом я поняла, чтоэто глупости.

– Монашеское одеяние – хорошая маскировка, – задумчивопромолвила Сьюзен. – Оно скрывает ноги.

– Все дело в том, – снова заговорил Джордж, – что люди редкосмотрят друг на друга внимательно. Поэтому свидетели в суде так частосовершенно по-разному описывают одного и того же человека: высоким и низеньким,худым и толстым, блондином и брюнетом, в темном костюме и в светлом и такдалее. Конечно, попадаются и надежные свидетели, но их нелегко определить.

– А иногда, – добавила Сьюзен, – смотришь на себя в зеркалои не знаешь, кто это. Выглядит вроде знакомо. Ты говоришь себе: «Это кто-то,кого я хорошо знаю», а потом внезапно понимаешь, что это ты и есть.

– Было бы куда труднее, – сказал Джордж, – если бы ты могвидеть себя какой ты есть, а не в зеркале.

– Почему? – озадаченным тоном спросила Розамунд.

– Потому что никто не видит себя так, как его видят другие.Все видят себя только в зеркальном – перевернутом отражении.

– Разве это что-то меняет?

– Конечно, – быстро ответила Сьюзен. – Ведь человеческиелица не полностью симметричны. У людей бывают неодинаковые брови, кривые рты,носы неправильной формы. Могу тебе продемонстрировать… У кого есть карандаш?

Кто-то извлек карандаш, и они начали экспериментировать,прикладывая карандаш к разным сторонам носа и со смехом подмечая различия вуглах.

Атмосфера почти полностью разрядилась. Все пришли в хорошеенастроение. Это уже не были наследники Ричарда Эбернети, собравшиеся дляраздела имущества, – просто веселая компания, прибывшая в деревню на уик-энд.

Только Элен Эбернети сидела молча, погрузившись в раздумья.

Эркюль Пуаро со вздохом поднялся и вежливо пожелал хозяйкедоброй ночи.

– Возможно, мадам, мне следует проститься. Мой поездотбывает завтра в девять утра. Это очень рано. Поэтому позвольте поблагодаритьвас сейчас за вашу доброту и гостеприимство. Дата передачи дома будетсогласована с мистером Энтуислом – разумеется, с учетом ваших пожеланий.

– Мне подойдет любое время, мсье Понтарлье. Я… я ужезакончила все, для чего приехала сюда.

– Вы вернетесь на свою виллу на Кипре?

– Да. – На губах Элен Эбернети мелькнула едва заметнаяулыбка.

– И вы не испытываете сожалений? – допытывался Пуаро.

– Покидая Англию? Или вы имеете в виду «Эндерби»?

– Я имею в виду этот дом.

– Нет. Какой смысл цепляться за прошлое? С прошлым нужноуметь расставаться.

– Да, если это возможно. – Пуаро виновато улыбнулсяокружавшим его вежливым лицам. – Иногда прошлое не желает уходить в забвение.Оно стоит рядом и говорит: «Со мной еще не кончено».

Сьюзен с сомнением усмехнулась.

– Я говорю серьезно, – настаивал Пуаро.

– Вы хотите сказать, – спросил Майкл, – что ваши беженцы,прибыв сюда, не смогут полностью забыть о своих страданиях?

– Я не имею в виду моих беженцев.

– Он имеет в виду нас, дорогой, – сказала Розамунд. – ДядюРичарда, тетю Кору, топор и все прочее. – Она обернулась к Пуаро: – Не так ли?

Пуаро внимательно посмотрел на нее:

– Почему вы так думаете, мадам?

– Потому что вы детектив и по этой причине оказались здесь.Ваша ООП… или как ее там – сплошная чушь, верно?

Последовала пауза. Пуаро ощущал повисшее в воздухенапряжение, хотя не сводил глаз с красивого и безмятежного лица Розамунд.

– Вы необычайно проницательны, мадам, – с поклоном сказалон.

– Вовсе нет, – отозвалась Розамунд. – Как-то раз васпоказали мне в ресторане, и я запомнила вашу внешность.

– Однако вы не упоминали об этом – до сих пор?

– Я решила, что так будет забавнее.

– Девочка моя… – неуверенно заговорил Майкл.

Пуаро посмотрел на него. На лице актера был написан гнев икое-что еще – возможно, страх.

Пуаро окинул взглядом остальных. Лицо Сьюзен было сердитым инастороженным, Грега – замкнутым и словно застывшим, мисс Гилкрист –глуповатым, с широко открытым ртом, Джорджа – напряженным и подозрительным,Элен – испуганным и встревоженным…

При сложившихся обстоятельствах выражения этих лиц казалисьвполне естественными. Пуаро жалел, что не видел их секундой раньше – когдаслово «детектив» слетело с губ Розамунд. Теперь они, безусловно, выглядели несовсем так…

Пуаро расправил плечи и поклонился присутствующим.Иностранные обороты и акцент почти полностью исчезли из его речи.

– Да, – сказал он. – Я детектив.

На носу Джорджа Кроссфилда вновь появились белые вмятины.

– Кто прислал вас сюда? – осведомился он.

– Мне было поручено провести расследование обстоятельствсмерти Ричарда Эбернети.

– Кем поручено?

– В данный момент это вас не касается. Но было бы хорошо, нетак ли, если бы вы смогли полностью убедиться, что Ричард Эбернети умерестественной смертью?

– Конечно, он умер естественной смертью. Кто сказал, что этоне так?

– Кора Ланскене. И теперь она также мертва.

Казалось, в комнате повеяло чем-то зловещим.

– Она сказала так в этой самой комнате, – кивнула Сьюзен. –Но я не думала, что…