– Это его родители.

– Значит, человек, которого вы взяли, так сказать, в свои ближайшие помощники, обманул Советское государство, подделал документы и сменил фамилию?

– Выходит, так.

– А вы еще говорите, что не изменяли Родине… За такие связи расстрела будет мало!

– Да пошел ты… Больше я ничего не скажу!

– Ты у нас не только говорить, а и петь скоро начнешь! – злорадно ухмыльнулся следователь.

Москва, Лубянка.

Лето 1945 года

Генерал позавтракал и начал собираться на очередной допрос. «Уже хожу на Лубянку, как на работу… Дожился…» – подумал он с грустной улыбкой. О том, что он не поддался на уговоры заокеанских союзников и вернулся на родную землю, Михаил Иванович не жалел еще ни разу.

Лучше смерть на Родине, чем рай на чужбине.

Несмотря на то что тот день был выделен в календаре красным цветом (как-никак воскресенье!), допрос проходил в обычном режиме.

Вопрос – ответ.

Ответ – вопрос.

Как вдруг… Дверь без стука распахнулась, и на пороге кабинета вырос мужчина лет сорока – сорока пяти в элегантном костюме и летней шляпе, лицом в точь-в-точь, как у его «мучителя» – иначе своего следователя Потапов в мыслях не называл. В руках визитера была тяжелая авоська. У ног стоял огромный, с «раздутыми» боками, кожаный чемодан.

– Вася! – заорал полковник, вскакивая со своего насиженного места. – Вы слышите? Братан мой Васька вернулся! Из самого логова… Ну, как ты родной? – добавил он нежно уже по адресу визитера.

– Зэр гут!

– Давай хоть обнимемся!

– Давай. И принимай подарочек, брат, – гость еле затащил в центр кабинета чемодан и, оставив его прямо на полу, подморгнул следователю, мол, можешь открыть – полюбопытствовать!

– Что это? – круглые глаза полковника чуть не вылезли из орбит.

– Регистратор звука на магнитную ленту германской фирмы «AEG». Именно такие устройства использовали в своей работе все спецслужбы Третьего рейха. А чем мы – русские – хуже?! Так что бери, братец, не стесняйся – эта штука тебе еще ох как пригодится! Недаром же я ее из покоев Адольфа пер!

– Что, правда, от самого Гитлера?

– А ты как думал?!

– Ну, спасибо… Уважил – так уважил!

– И вот еще – держи, – Василий протянул ему авоську, доверху забитую каким-то хламом. – Без этой хрени прибор фурычить не будет!

– Магнитная лента? – догадался полковник.

– Да. Всемирно известной компании «BASF». И записанная, и чистая – тебе всякая нужна.

– Записанная-то зачем?

– Шпрехен зи дойч?

– Я-я…

– Тогда разуй глаза и прочитай надписи на бирках. Здесь чуть ли не все твои клиенты: Власов, Богданов, Бессонов… У Гитлера на каждого компромат имелся!

– А кто там еще есть?

– Какие-то неизвестные мне гады: Музыченко, Лукин, Потапов…

– Потапов? А ну-ка, давай сюда ленту…

Москва, Лубянка.

Начало осени 1945 года

Василий включил магнитофон[174].

Из динамиков полился резкий, временами срывающийся на болезненное повизгивание, голос. Узнать его не составляло труда…

– Бай ойх гейтэ гебуртстаг…[175]

Следователь довольно потер руки. Все… Конец Потапову, если уж сам Гитлер с днем рождения его поздравляет!

Но дальнейшие слова на чужом языке он, как ни силился, понять не смог и поэтому обратился за помощью к более образованному брату.

– «…A тебя, пса вонючего, еще будут возить в клетке по Красной площади, чтоб другим неповадно было. Понял?» – перевел Василий, не сводя глаз с Потапова, с равнодушным видом сидевшего на армейском, с дырочкой посередине, табурете. – Товарищ генерал, простите, ради бога, моего брата… Работа у него такая…

– Ничего.

– Я искренне преклоняюсь перед вашим мужеством. Простите еще раз!

– Успокойся! Мы не на базаре, а в госучреждении… – попытался остановить неожиданный порыв своего близкого родственника полковник, но это только еще больше раззадорило Василия.

– Что, уже родному брату глотку заткнуть пытаешься? Может тебе напомнить, кто из нас старший на целых десять минут? Человек самому Гитлеру заехать в глаз грозился, а мы его, точно последнюю сволочь, будем и дальше мучить допросами? Сегодня же, слышишь – сегодня же – доложишь в Инстанцию о существовании записи разговора Потапова с Гитлером. Иначе не брат ты мне! – основательно разошелся Василий, который, как Михаилу Ивановичу удалось установить позже, служил на оперативной должности в управлении контрразведки.

– А ты понимаешь, что у тебя из-за этого могут возникнуть неприятности? – не сдавался следователь.

– Ну и хрен с ними! Генерал Потапов бесноватого фюрера не убоялся, а я должен на какие-то неприятности оглядываться?!

Подмосковье, Одинцово.

Сентябрь 1945 года

Командарм собрал вещи и вышел на улицу. За спиной маячил уютный деревянный домик в Одинцово, в котором еще оставались жить люди. Теперь они с завистью глядели изо всех окон на единственную дорогу, по которой генерал шел к легковой машине. Мгновенье – и из трофейного «опеля» вышел сияющий Жуков в парадном мундире, щедро увешанном правительственными наградами.

– Ну, здравствуй, мой Михаил Архангел, – раскинув в стороны крепкие крестьянские руки, прохрипел он.

– Здравствуйте, дорогой Георгий Константинович!

Они обнялись.

В это время второй раз хлопнули двери, выталкивая из салона автомобиля на улицу хрупкого мальчишку лет пятнадцати, сразу напомнившего Потапову его самого в далеком революционном, 1917 году.

Михаил Иванович зачарованно глядел, как сын бежит ему навстречу, и впервые в жизни еле сдерживал накатывающуюся слезу…