Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Неплохо, неплохо. Городской романс.
Юля со значением смотрит на Соню.
— Поняла?
Соня пожимает плечами.
— Вкусы у нас разные — это факт.
Соня дергает Юлю за рыжие волосы. Нонна глядят на белую шапку сливок над своим кофе.
— А у меня одно, — неожиданно говорит она. — Пальто, я имею в виду. Да, подруги-то мы подруги, а…
Нонна замолчала. Смутный призрак идеи для рекламы сигарет «Властелин» защекотал в носу. Свои идеи Нонна всегда сначала чувствует как запах. И она замирает с чашкой в руке.
— А табачок врозь…
— Какой табачок? — забеспокоилась Соня.
На подругу, конечно, накатывало изредка. Но в основном Нонна была женщиной уравновешенной. А теперь она отрешенно зачерпывала ложкой белую пену сливок и отправляла в рот.
— Да, да, да… Табачок, табачок… — приговаривала она при этом.
— С ума сошла, — ужаснулась Юля. — Это из-за пальто, да? Что ты всякую чушь слушаешь? Хочешь, я тебе свое пальто подарю? Если ты в него… — и осеклась. — Нет, Ноник, наверное, не влезешь. Я платье свое отдала балерине Александровой, так она еле втиснулась.
— Юлька, нет! — взвизгнула Соня.
— Что нет?!
— Только не говори, что ты ей отдала бесплатно.
— Фигня! Тете сорок лет, выглядит она на двадцать пять, а одевается так, будто ей восемьдесят и она начальница гестапо. Это же никакому модельеру не вынести.
— Ну, в этом есть свой шарм, — Соня представила Александрову в черном мундире.
— Для тех, кто томится в застенках?
— Но почему бесплатно? Она платежеспособная женщина.
Соня закатывает глаза, призывая Всевышнего в свидетели своей правоты, но, не дождавшись акустической поддержки с небес, с надеждой смотрит на Нонну. Но кажется, что Нонна совершенно не слышит своих подруг. Она съела всю сливочную шапку и теперь механически размешивает остатки кофе в высоком стеклянном бокале.
— Нет, так больше продолжаться не может, — возмущается Софья, — не может. Мы так никогда не разбогатеем.
— А что, на меня была последняя надежда?
— Нет, есть еще моя баня, но это практически все, что мы имеем.
Голоса подруг долетали до Нонны словно издалека. В голове напряженно прокручивалось одно-единственное слово.
— Да, да, да… Это справедливо. Мы имеем… Твой табак — мой табак… Все общее…
— Она с ума сошла?
Нонна сидит, опустив голову на руки, и смотрит куда-то под стол.
— Почему она все время про табак заряжает? — спрашивает Юля и не зная, как помочь подруге, предлагает ей самое дорогое: — Нонка, хочешь жвачки?
— Да… У пациента прослеживается некоторая непоследовательность в суждениях, — Соня несколько раз щелкает пальцами у самого носа Нонны. — Нонна, Ноник, прием, прием. Мы не поняли, табачок врозь или, наоборот, у нас все общее? Как ты сказала? Твой табак — мой табак? Надо запомнить.
Но Нонна не слышит. Она бежит за стойку к Лосевой и что-то горячо шепчет ей на ухо.
— Рехнулась, — жалеет подругу Соня.
— Пошла к Лосевой на работу наниматься, — ужасается Юля.
— В посудомойки только. Она даже буфетчицей стать не может, у нее с математикой плохо.
— Не выдержала женщина. Про табак все время бредит. А ведь не курила…
Лосева — человек широкий. Она никогда не навязывалась в подруги, никогда не встречалась ни с кем из троицы вне стен кафе, никогда не жаловалась на собственные обстоятельства, но искренне верила, что Нонна, Соня и Юля — сказочные феи, и всегда рада была помочь. Феи — хрупкие создания. Ее готовность — всегда легкая и бескорыстная, не обремененная ощущением долга и непременной ответной благодарности. Когда Нонна попросилась за компьютер, Лосева без лишних расспросов пустила ее, отогнав от экрана бухгалтера.
— Лося, прости, я быстро. Я только письмо напишу и пошлю. Прости, прости, прости. Прости, дорогая.
— Да ладно, — отмахнулась хозяйка кафе. — Мне компьютер нужен — только чтобы шарики по экрану погонять. А в интернете — за людей порадоваться: у Пугачевой — инцест, у Долиной — нет аппендицита.
— Да, интернет — это помойка подсознания. Твори что хочешь, тебя же никто не видит.
— Хорошо сказала, как я не подумала!
— Прости, неудобно очень.
— Да хватит тебе извиняться. Делаешь — не бойся, боишься — не делай, — и вышла из кабинета, тактично прикрыв дверь.
Нонна быстро набирала текст: «Деловое предложение. Реклама табачных изделий сегодня нуждается в абсолютно новых формах. Прежние методы…»
Лосева выплыла к стойке. Соня и Юля обернулись к ней. Лосева кивнула.
— Чего это она кивает?
Юля нависала над ухом подруги и зловеще шепчет:
— Знаки подает.
— Какие знаки?
— Один кивок — убила. Смотри, смотри… Второй кивок — съела…
— Что-то здесь не того-с…
Можно сказать, вечер Юля и Соня провели вдвоем. То есть физически их было трое, но задумчивая Нонна где-то витала, а потом простилась и спешно убежала.
— Что-то она темнит. Что-то тут не того-с, — твердила Соня.
— Не того-с, не того-с, это точно. Давай-ка я тебя подвезу, — предложила Юлька. — Только быстро, а то мне так называемый муж звонить будет. Я до этого должна успеть хлебнуть — трезвая я с ним разговаривать не могу.
Карты Таро безжалостны. Они всегда говорят не то, что Нонна хочет услышать, не то, что она готова услышать, и совсем не то, к чему можно было бы подготовиться.
— При чем здесь любовь, я не понимаю? — шепчет Нонна, вступив в диалог с Таро.
Но входит мать. В мягком стеганом халате, но, как всегда, с прямой спиной.
— Почему не спишь?
Нонна показала на карты.
— Вот, не спится.
Араксия Александровна наливает воды из чайника, отпивает и без всякого интереса заглядывает через плечо дочери.
— Точно так же, как было в прошлый раз, — бесстрастно констатирует она, усмехаясь и постукивая пальцем по карте. — Жених на пороге.
— Какой жених? Я на работу гадаю.
— Значит, служебный роман.
— Какой роман? Мама, какой роман? Ты как будто издеваешься, честное слово! Как будто чужой человек, надо же!
— Издеваюсь я или нет, но Феде твоему придется потесниться. Ты же сама видишь. Карты не врут.
— Погадай мне на кофе, — просит дочь.
— Сейчас?!
— Мама, мне работа нужна!