Когда юноши собрались в путь, монах отдал им девять свертков шелка, которые напоследок вручил сыновьям отец.

– Вот вам средства на дорогу. Берегитесь земли Кваян!

Долгое-предолгое испытание закончилось, и братья с легким сердцем возвращались домой. Им казалось, будто они ступают не по земле, а по воздуху. Коротая время за разговорами об отце с матерью и родном крае, братья незаметно приблизились к земле Кваян, о которой предостерегал наставник.

– Учитель говорил, мы должны быть осторожны. Надо скорее миновать это место.

Братья решили как можно быстрее пересечь землю Кваян. Однако странное дело – стоило им ступить в ее пределы, как всех троих одолел нестерпимый голод. Юноши так проголодались, что еле переставляли ноги.

В конце концов они просто упали на землю. Стало ясно: если не подкрепиться, они будут не в силах двинуться с места. Посовещавшись, братья решили пойти в ближайший дом и выменять шелк на еду.

Хотя наставник и наказал им беречься земли Кваян, сильный голод заставил юношей позабыть обо всем. Три брата направились к дому с черепичной крышей. Жил в нем злобный Кваянсэн.

Черепичная крыша с традиционными для корейской архитектуры декоративными элементами. Shutterstock / mnimage.

Первым к воротам подошел старший брат. Услышав, что пришел монах и просит подаяние, жена Кваянсэна велела слугам хорошенько его поколотить. Старшего брата прогнали, и тогда попытать счастья пошел средний брат. Когда женщина узнала, что пришел еще один монах, она велела слугам завернуть его в рогожу и избить палками. Среднему брату досталось не меньше, чем старшему. Наконец к дому направился младший брат. Хозяйке показалось подозрительным, что к ней один за другим явились три монаха, и она велела позвать юношу в дом.

– Ты зачем пришел? – спросила женщина.

– Госпожа, мы не монахи. Мы совершали подношения в храме Тонгэнам, потому что нам была суждена короткая жизнь. Теперь держим путь домой, да вот в дороге проголодались. Не поделитесь ли чем? Нам и холодный рис сгодится.

Что-то задумав, жена Кваянсэна пошла на кухню, плеснула в собачью миску воды, положила холодного риса и дала юноше. Тот вышел за ворота и разделил подаяние с братьями. Подкрепившись, они приободрились и готовы были во весь дух бежать домой.

Как только к ним вернулись силы, старший брат сказал:

– Говорят, даровой кусок в горле застревает. Оставим хозяйке в благодарность шелка.

Юноши согласились, и тогда старший брат отрезал кусок шелка и отнес жене Кваянсэна. Увидев подарок, женщина вытаращила глаза. Она бросилась в дом, нарядилась и стала уговаривать братьев остаться отдохнуть.

– Ах, добрые юноши! Путь был неблизкий. Вы бы отдохнули, набрались сил перед дорогой.

Всячески подлащиваясь, жена Кваянсэна завела братьев в дом. Они и подумать не могли, что у нее на уме дурное, поэтому приняли приглашение хозяйки с благодарностью.

Немного погодя жена Кваянсэна вернулась с угощениями. Она поставила перед гостями дорогое вино и аппетитное мясо на закуску.

– Ах, добрые юноши, выпейте вина. Оно не простое: говорят, выпьешь стакан – проживешь тысячу лет, выпьешь два – десять тысяч лет, а три – девяносто тысяч.

Услышав слова о долголетии, братья выпили разом по три стакана. Едва крепкое вино попало в их полупустые животы, всех троих сразу одолел хмель. Не в силах его побороть, юноши упали пьяные и забылись таким глубоким сном, что, взвали их кто на спину, и то бы не заметили. Жена Кваянсэна заулыбалась довольной улыбкой.

Она тут же бросилась в чулан и достала трехлетнее кунжутное масло. Женщина разогрела его на жаровне и, как только масло зашипело, влила в уши братьев. Юноши погибли, даже пикнуть не успев. Нашли свою кончину на пути в родные края, так и не увидев отца с матерью. Убедившись, что братья мертвы, жена Кваянсэна перерыла их узлы, нашла шелк и спрятала в сундуке.

Когда наступила ночь, Кваянсэн с женой тайком отнесли мертвые тела к реке Чучхонган и утопили. Эту злобную чету ничто не могло остановить. Они всегда убивали путников, проходивших землей Кваян, и забирали их пожитки.

Спустя неделю жена Кваянсэна решила проверить, всё ли в порядке, взяла белье и пошла к реке – якобы стирать. Вода в пруду была безмятежной и чистой. Убедившись, что беспокоиться не о чем, женщина собралась уже идти обратно и тут приметила невдалеке от берега три прекрасных цветка. Один из них будто улыбался, другой печалился, а третий злился. Жадная женщина сразу положила на них глаз. Она притянула их палкой и сорвала. Бросив цветы в корзину с бельем, жена Кваянсэна пошла обратно.

Три цветка и три бусины

Дома она, довольная неожиданной находкой, подвесила один цветок на входную дверь, другой – на заднюю, а третий прикрепила к столбу на террасе. Куда ни пойдешь, всюду глаз радуется.

Однако эти цветы оказались странными – за их красотой скрывалась жестокая сила. Цветок, висевший на входной двери, бил хозяйку по голове каждый раз, когда она выходила во двор. То же делал и второй цветок: стоило женщине пойти к горшкам с соусом, он бил ее по голове. Третий цветок бил ее, когда она ела на террасе.

Ворота, типичные для традиционного стиля корейской архитектуры «ханок». Shutterstock / Nonchanon.

Жена Кваянсэна разозлилась:

– Такие красивые, а злобные. Гадкие цветы!

Женщина решила избавиться от них и бросила в жаровню. Цветы вмиг превратились в пепел – растаяли, точно облако в небе.

Немного погодя из соседнего дома пришла старушка попросить огня.

– В жаровне, должно быть, остались угли, поглядите, – сказала жена Кваянсэна, махнув рукой. Старушка пошарила в жаровне и увидела там три яркие бусины.

– Что это? Углей нет совсем, только бусины какие-то.

Услышав это, жадная хозяйка тут же вскричала:

– Не трогайте! Это мои бусины!

Обрадовавшись неожиданной удаче, женщина выхватила из руки старушки находку. Бусины были очень красивые, они переливались всеми цветами радуги. Жена Кваянсэна положила их на ладонь и не могла оторвать взгляд, завороженная их свечением. С тех пор женщина пристрастилась подолгу любоваться бусинами. Она берегла их как зеницу ока.

Как-то раз жена Кваянсэна положила бусины в рот, точно леденцы. Они оказались приятными на вкус. Женщина отправляла их то за правую щеку, то за левую, пока наконец не проглотила.