Холмс и Кроули теперь стояли лицом к лицу. Волосы последнего были гладко причёсаны, потому что для него ветер не дул.

— Вера, — произнёс Холмс. — Без неё вы ничто — просто человек, который кричит в темноту.

Ветер стих, и Кроули со слезами на глазах побрёл прочь. На другой стороне платформы показался Карсвелл, обалдевший от ветра и от крепкого удара, которым я встряхнул его тупой мозг. Кроули схватил его за руку и потянул за собой вглубь новой ветки метрополитена.

— Пойдёмте, — проговорил он. — Наше время ещё настанет! Они увидят, наше время ещё придёт!..

И они исчезли в тоннеле. Спустя несколько секунд оттуда эхом донёсся крик Кроули:

— Придёт наше время!.. Оно уже близко!

Послышался свист приближающегося поезда.

— Да, — добавил Холмс, — как девять сорок пять на Ватерлоо.

Из тоннеля долетели дикие вопли Кроули и Карсвелла. Мой друг посмотрел на меня:

— И это, как прогресс, не остановить.

Поезд затормозил у платформы, и Холмс с мрачной улыбкой пригласил нас с Карнакки следовать за ним.

— Мы заслужили хороший новогодний ужин!

На следующее утро пережитый кошмар вернулся в форме газетных отчётов о жертвах двух газовых атак. В результате взрыва на Оксфорд-стрит и панического бегства со станции «Бэнк» погибли тридцать девять человек, получивших физические увечья — в два раза больше, а число пострадавших психически просто нельзя назвать. Это, пожалуй, было самым тяжёлым последствием — людей заставили увидеть самое худшее, что они могли себе представить, и теперь им предстояло жить с этим дальше. А Джон Сайленс думал, что всё делалось во благо человечества! Воистину благими намерениями вымощена дорога в ад.

Нам троим не терпелось забыть обо всём за хорошим столом. Ничто так не обостряет аппетит, как близость смерти.

Мы сделали небольшую остановку в Скотленд-Ярде и снабдили слегка растерявшегося Грегсона сведениями, которыми он должен был располагать на тот момент.

На следующее утро Холмс был счастлив обсудить дело в деталях, но тогда он просто хотел оставить всё позади. А благодаря репутации, на которую мой друг так часто жаловался, временами он позволял себе самое возмутительное поведение.

В общем, мы удрали Б любимое заведение Холмса, небольшое бистро неподалёку от Мэйфейра.

— Да, это без преувеличения было дьявольское дело, — произнёс я, когда мы покончили с едой. — Я даже не могу приступить к его анализу.

— Сможете, — с улыбкой сказал Холмс. — Ещё один бокал вина, и начнёте.

— Послушайте, — Карнакки, несмотря на весь свой снобизм, остался доволен меню, — кто же, по-вашему, пытался меня застрелить?

— Сайленс, — ответил Холмс. — Ватсон слышал, как он рыдал в ту ночь: совесть мучила. Несомненно, Кроули решил, что ваше присутствие слишком усложняет ситуацию. Они встретились вскоре после того, как вы разошлись по своим комнатам. Думаю, это Сайленса вы оба видели на улице возле гостиницы.

— А я думал, что это вы, — сказал я.

— Вот почему вы отличный врач и посредственный детектив.

— Сайленс считал, что поступает правильно, — проговорил я. — Он действовал согласно своей вере.

— Как только ваша вера забирает жизнь хотя бы одного ни в чём не повинного человека, — возразил Холмс, — вы теряете право на любые оправдания. Закон существует для всех. Теперь эта троица выучила урок. Для неё — фатальный.

Но всё оказалось не совсем так. Если тело доктора Сайленса обнаружили там, где оно должно было быть, то есть в захваченном злоумышленниками поезде, то ни о Кроули, ни о Карсвелле этого не скажешь.

Первый объявился в Америке, нашёл пристанище в Нью-Йорке. Там он пытался вести номинальную жизнь писателя. Конечно, сыграли свою роль его непомерные амбиции. Холмс поклялся, что заставит этого человека ответить за все совершённые им преступления (хотя приемлемых доказательств у нас так и не было) и будет отслеживать все перемещения Кроули, чтобы в подходящий момент схватить его за руку. Вскоре стало ясно, что в этом нет необходимости. Кроули до сих пор надеется что-то изобрести, величая себя самым злобным человеком в мире, как его назвали в «Дейли экспресс» (справедливости ради замечу, что там раздают подобные эпитеты практически ежедневно). Тем не менее Кроули — отыгранная пешка. Его боготворят те, кто всегда склонен кого-то боготворить, и боятся те, кого легко испугать. Верит ли он сам? Нет. Большинство воспринимает его как обыкновенного скандалиста и мошенника. Я бы не стал спорить с такой характеристикой. В ту жуткую ночь, на пороге нового века, он поставил перед собой недостижимые цели. Но в грядущем столетии он оказался не нужен, и уж конечно, он не входил в число тех, кто мог бы заинтересовать Холмса.

Что касается Карсвелла, наблюдалась какая-то возня вокруг публикации его магнум-опуса с прозаическим названием «История ведьмовства». Книга была ужасно принята прессой. Холмс даже забеспокоился, что не обойдётся без его вмешательства, поскольку один из литературных обозревателей, некто Харрингтон, умер при весьма загадочных обстоятельствах. В конце концов дело постепенно сошло на нет, и нам уже не о чем было волноваться.

Но всё это происходило уже в новом столетии.

А в ту ночь ощущения от случившегося ещё не притупились. Я силился понять, что было реальностью, а что — нет. Многое из того, что я испытал, просто не поддавалось объяснению. Я не знал — и до сих пор не знаю, — что обо всём этом думать.

— И кто скажет, во что мы теперь верим? — Я улыбнулся и, как и предвещал Холмс, поднял бокал с вином. — Мы столько повидали… Придётся как-то корректировать свои взгляды на мир.

— Мои взгляды не изменились, — проговорил Холмс. — Когда устраняешь всё невозможное, то что остаётся, и есть правда, какой бы неправдоподобной она ни казалась.

Короткий ответ: всё это неправда.

Длинный ответ: довольно большая часть этого — правда. С некоторыми оговорками.

НЕКОТОРЫЕ ОГОВОРКИ

Алистер Кроули

Наша главная забота — Алистер Кроули. Остальные персонален вымышленные, а следовательно, вполне жизнеспособны, чтобы позаботиться о себе (что они и делали десятилетиями, пока я не наложил на них свои пыльные руки библиофила). Однако для понимания того, что публичный образ Кроули зачастую так же далёк от реальности, как и образ Холмса, не требуется прочитать много книг. Было бы крайне несправедливо не указать на то, что является чистейшей воды вымыслом. Кроули много и успешно работал, чтобы обрести свою дурную славу, и в моей помощи он не нуждается.

Многие годы считалось обязательным описывать Кроули как злодея. Даже газета «Дейли экспресс» навесила на него ярлык «самый злобный человек в мире», о чём Ватсон и упомянул в своих записях. Это полная чушь. Кроули — противоречивая личность, фанатичная и, возможно, немного не в своём уме, но он, конечно же, никогда не был реальным злодеем. PI тем не менее он возбудил интерес у многих авторов. Кроули стал прообразом Мокаты в романе Денниса Уитли «И исходит дьявол», Оливера Хаддо в «Маге» Сомерсета Моэма и, кто бы мог подумать, Джулиана Карсвелла в рассказе Монтегю Джеймса «Читающий руны» (но о нём после).