Седов одним рывком перевалился через переднее сиденье, схватил джойстик поверх руки Делануа и рванул его на себя.

Глайдер задрал нос и устремился вверх. На расстоянии нескольких метров под днищем пронеслись освещенные надстройки парома, вскрикнула Ингрид, зарычал Делануа… и над головой вновь засияли звезды.

Седов выпустил управление и повалился назад. Делануа, опомнившись, направил глайдер вниз, в туман, судорожно передергивая плечами.

— Вот дьявол! — сказал он, — чуть не это… того…

Ингрид, откинувшись на сиденье, дышала часто, будто долго задерживала дыхание.

Делануа присосался к фляжке, причмокнул и, не оглядываясь, протянул ее через плечо Седову.

Сергей сделал добрый глоток, хотя пить не хотелось — он с удивлением обнаружил, что совершенно спокоен — не сбилось дыхание, не участился пульс. Сердце билось ровно и размеренно.

— Можно мне глоток? — попросила Ингрид.

Седов молча передал ей фляжку. Она хлебнула, закашлялась и сказала:

— Господи, как вы ее пьете?

— Со вкусом, не торопясь и наслаждаясь ароматом, — проворчал Делануа, отобрал флягу и спрятал ее в карман.

Седов усмехнулся — вкус был действительно запоминающийся: словно он целый день жевал сосновые иголки.

— Если хочешь, я сниму воздействие алкоголя.

— Зачем?

— Что, опять? — всполошился Делануа.

— Нет, все в порядке, — успокоил его Седов, — это мы о своем, о девичьем.

— Что он говорит? — повернулась к нему Ингрид.

— Свобода личности, провозглашенная основным законом Лиги Объединившихся Наций, предполагает невмешательство в личные разговоры граждан. А поскольку я беседую с собственной личностью, то прошу уважать мое право на частную жизнь, — злорадно сказал Седов.

— Бред какой, — заметил Делануа.

Ингрид поджала губы и отвернулась.

— Так о чем ты? — спросил Седов в пространство.

— Я предложил снять воздействие алкоголя.

— Ну уж нет! Зачем тогда пить?

— Употребление алкоголя очень вредно. Алкоголь есть яд и наркотик, отрицательно воздействующий на организм.

— Да что ты говоришь? — ухмыльнулся Седов, — вот когда глаза-то у меня открылись! Вот и дождался я того, кто объяснит мне наконец пагубность пьянки.

— Мог бы и у меня спросить, — вполголоса заметила Ингрид.

— Я очень рад, что могу помочь тебе. Итак: прежде всего алкоголь, являясь ядом и наркотиком, исключительно негативно влияет на нервные…

— Стоп, — сказал Седов, — хватит.

— Вы не могли бы помолчать, — попросил Делануа, — а то у меня впечатление, что я везу сумасшедшего.

— А может так и есть?

— Чтобы не мешать им, ты можешь общаться со мной, не используя голосовой аппарат. Я все пойму.

— Как это?

— Просто думай. Хочешь — словами, хочешь — образами. Это неважно. Я понимаю, чего ты хочешь прежде, чем ты это сделаешь или скажешь. Думай — так будет проще.

— И о чем? — Седов неуверенно сложил в голове вопрос.

— Можно о чем угодно. Можно говорить, можно играть, можно учиться. Тебе учиться у меня, а мне у тебя.

— Так, это надо обдумать. Только мое условие — ты говоришь исключительно тогда, когда я спрашиваю, — остается в силе , — предупредил Седов.

— А если опасность?

— Тогда можешь говорить без спросу в любое время. Даже, если я сплю. Кстати, а ты спишь когда-нибудь.

— Нет.

— Бедняга. Эй, а ведь если я буду думать о чем-то — ты все это узнаешь! — опомнился Седов.

— Я не могу иначе, — Седову показалось, что эта фраза прозвучала виновато, — но я обещаю, что никому не скажу.

— Спасибо и на этом.

Седов усмехнулся: ну вот, симптомы шизофрении налицо — он беседует, пусть и мысленно, сам с собой. Хотя, если разобраться, что плохого всегда иметь рядом собеседника. Во всяком случае, одиночество ему теперь не угрожает. Пока Ингрид не вытащит этого… как его?

— Слушай, а как тебя можно называть?

— Господин О'Брайан называл меня эволют, и доктор Мартенс тоже так называет, но мне это не нравится. Какое-то слово м-м… искусственное. Есть еще такое определение — анимат, но я под него не слишком подхожу. А ты не можешь придумать мне имя? Я знаю, что тебя зовут Сергей, а доктора Мартенс — Ингрид, а господина Делануа — Марсель. А меня никак не зовут. Это обидно.

— Я что-нибудь придумаю, — пообещал Седов.

— А скоро? А кого ты любишь больше: мисс Жаклин или доктора Мартенс? Они считают, что ты исключительный мужчина, но все-таки, кто тебе понравился больше?

— А вот это не твое дело! — Седов почувствовал, что краснеет, — мал еще, чтобы такими вещами интересоваться.

Почему-то этот голос в мозгу начал у него ассоциироваться с подростком, даже нет — с ребенком, лет пяти-шести, который рос где-то в медвежьем углу, на природе и чужд условностей, присущих странному миру взрослых.

— Но ведь это естественно для живых существ! Спаривание, или половой акт, есть необходимое условие для продолжения рода. Стало быть тут стесняться…

— Кто тебе сказал, что я собираюсь продолжать свой род с помощью Жаклин или доктора Мартенс?

— Но ведь ты спаривался с обеими. Или ты хочешь продолжить род и с мисс Жаклин, и с доктором…

— Не приведи Господь! Слушай, чего пристал? Я запретил тебе говорить без разрешения. И вообще, я уже продолжил род — у меня есть сын и дочь!

— А где они? А где женщина, с которой ты спаривался, и у которой от тебя появились дети? А ты меня с ней…

— Замолчи! — обозлился Седов, — иначе я… — а в самом деле, чем можно пригрозить этому существу? Что его переключат, как надоевший видеоканал? Чем его можно наказать? —иначе я не буду с тобой говорить э-э… целый день!— наконец придумал Седов, прекрасно понимая, насколько ничтожна его угроза.

Как ни удивительно, но это сработало — видимо, потребность общаться была у его собеседника на первом месте, и он мог поступиться в ее пользу многим. Например, вопросами, на которые не получил ответов. Пока не получил.

— Кажется, проскочили, — произнес Делануа.

Стало заметно светлее — занимался рассвет, туман оседал на воду, исчезая на глазах, но видимость улучшилась ненамного — Северное море встретило их мелким моросящим дождем. Низкие тучи исходили влагой, и Седов снова вспомнил, как он прилетел на Илиану. Он немного опустил стекло, и в салоне глайдера посвежело. Нет, это была Земля, и дождь здесь имел нормальный запах пресной воды, приправленный запахами соли и йода, без всяких гнилостных добавок.