Я ощущаю, как щелкают последние секунды в голове Паши, и не нахожу другого решения. Делаю шаг, другой и останавливаюсь между ними. Паша реагирует в то же мгновение, уводит оружие вниз, чтобы дуло пистолета не смотрело мне в грудь, и качает головой с грустной вымученной улыбкой.

Следом он отходит в сторону, ища траекторию подальше от меня, а я ловлю его шаг.

— Паша…

— Оля!

Его истошный крик прорезает насквозь, а зрачки расширяются от ужаса… Я не понимаю столь буйной вспышки, а потом чувствую прикосновение мужской ладони к плечу. Короткое, резкое… Я оборачиваюсь и вижу, что Дима уже рядом и он заводит правую руку за спину. Под пиджак.

Он вооружён....

Чертов толчок и импульс. Я ничего не решаю, но за короткое мгновение понимаю, что Паша не может ответить, он боится задеть меня и даже не вскидывает руку с оружием, а Диме осталось одно последнее движение.

Он… он…

Я резко разворачиваюсь, вырываясь из-под руки Димы, и бросаюсь вперёд.

ПАВЕЛ

Гремит одиночный выстрел, и воцаряется звонкая тишина. Я вижу пистолет в руке Димы, из которого он только что произвел выстрел, но не ловлю предназначенную мне пулю.

Ничего.

— Паша, — Ольга оборачивается ко мне и начинает оседать на асфальт.

Дима успевает и подхватывает девушку, вместе с ней опускаясь на дорогу. Он заглядывает ей в лицо, но она отворачивается и ищет взглядом меня.

— Паша, — повторяет и протягивает руку.

— Я здесь, — падаю рядом с ней и выкручиваю ладонь Димы, в которую вжимаю телефон. — Вызывай своих. Быстро! Мы на третьем повороте на Россон.

Диме не нужно повторять, он включается в ту же секунду — отдает мне Ольгу и вызывает нужный контакт.

— Где больно? — я беспокойно оглядываю ее, пытаясь понять, где ранение.

— Не знаю…

— Нестрашно. Всё будет хорошо, — распахиваю пиджак ее мужа и нахожу жирное кровавое пятно на животе, которое постепенно расходится дальше. — Пустяки…

У меня немеют пальцы, словно я впервые вижу кровь и огнестрельное ранение, но память не отказывает. Я знаю, что нужно делать. Как раз Дима возвращается с аптечкой. И его пальцы шалят еще сильнее, хотя он тоже за свою жизнь повидал много крови. И прямо из раны, и в критических количествах, и далеко не чужих людей.

— Зажми здесь, — обхватываю его ладонь и надавливаю, где надо. — Сильнее.

Ольга стонет и болезненно кривится.

— Да, мать твою, сильнее! Оленька, потерпи чуть…

— Да, я…

— Что ты? Говори, не засыпай.

Раскрываю аптечку и вываливаю содержимое прямо на дорогу. Она профессиональная, а не барахло для галочки, так что я готовлю укол обезболивающего. Так и нужно, делать дело и ни о чем не думать. Нужно вытащить ее, это же было моей работой много лет! Столько спецопераций и неприятностей, это всего лишь одна из них...

Не расклеиваться.

— Я поняла… поняла, куда мы ехали, — Оля запрокидывает голову и находит глаза мужа. — Тут озеро…

— Да, — Дима кивает и с трудом проталкивает другие слова дрожащим голосом. — Только я хотел с другой стороны объехать.

— Ты уронил кольцо в песок. Я помню.

Дима нервно сглатывает и целует ее в висок.

— Сейчас будет скорая, — шепчет он, путаясь в слогах. — Сейчас, малышка, потерпи еще немного.

— Паша, — она вновь тянется ко мне, когда я отбрасываю пустую ампулу. — Милый…

— Я рядом, малыш.

— Мне холодно. Это плохо, да?

— Нет, это нормально. Все поправимо, нужно только дождаться бригаду.

Дима ловит мой напряжённый взгляд и вновь тянется к телефону.

— Я люблю тебя.

— Я тебя тоже, — наклоняюсь и осторожно касаюсь ее приоткрытых губ. — И собираюсь любить ещё очень долго, так что не вздумай закрывать глаза.

— Хорошо. Только не уходи, — она порывисто обхватывает мою ладонь, будто действительно ждёт, что я вдруг исчезну.

— Куда я уйду, глупышка? Мне тебя ещё на носилки поднимать.

— Да, — она кивает и слабеет на глазах. — Не уходи...

Странно, я не слышу сирен, но замечаю, как на ее красивое лицо накатывают синие волны мигалок. А потом уже включается звук в моей голове и я судорожно выдыхаю, понимая, что обошлось.

Успели.

Я помогаю с носилками и забираюсь в кузов скорой. Сижу рядом с ней, держу за руку и вижу, как она засыпает под действием медикаментов. Диме места не нашлось, поэтому вокруг только парни в синей униформе. Частная медицинская служба.

В клинике нас встречают прямо на парковке. Фургон подъезжает к специальной площадке, а там еще трое крепких парней и мельтешение профессиональных движений. Ее забирают, а меня оттесняют в сторону. Следом рядом останавливается два черных седана охраны Димы.

Я остаюсь на месте и смотрю, как из него выходят знакомые лица. Один парень из моих и я легонько качаю ему головой, чтобы он даже не думал чудить и помогать мне. Тем более босс рядом. Дима выходит из второй машины и, не глядя в мою сторону, направляется в здание клиники.

— Паша, — начальник охраны осторожно подходит вплотную и на рефлексах заводит ладонь к кобуре. — Ты вооружен?

— Нет.

Это правда.

— А где твое оружие?

— У машины осталось. Думаю, твои уже подобрали, — я медленно приподнимаю руки. — Снять пиджак и развернуться?

— Да, Паш.

После обыска меня подталкивают к седану, только вот приходит другой приказ. Я ничего не разбираю за шипением рации, но не сопротивляюсь, когда меня перенаправляют в другую сторону. Тоже в клинику. Я так и иду, как под конвоем, по холлам и длинным коридорам стерильного учреждения. Пахнет лекарствами и большими деньгами, всё с иголочки, а редкие приоткрытые двери показывают палаты с кучей современной техники.

Это успокаивает.

— Сюда, — после указки Турова меня заводят в небольшую комнату, которая напоминает отстойник для ожидания.

Наверное, здесь маятся родственники, пока идет операция. Так что я на своем месте. На правильном.

Падаю в небольшое кресло и бросаю руки на колени, опускаю голову и понимаю, что мне плевать на все, кроме Ольги. Я даже не запоминаю, сколько человек остается в комнате, кто и где стоит, хотя всегда думал, что эти привычки неистребимы. Черт, да я в супермаркетах бывало выискивал идеальные огневые точки!

Просто мозг так работает. Устроен так.

А тут отрезает. Неважно и не имеет никакого значения. Я поднимаю голову, только когда узнаю голос Димы. Он ударяет справа грубыми интонациями, и я вижу его уставшее бледное лицо. И мокрое, рубашка тоже в разводах, словно он окатил себя прямо из лейки.