– Я видела, как люди убивают друг друга из-за куска хлеба, как матери оставляют детей на обочине дороги, потому что не могут их нести. Люди гибли сотнями – то была дорога в ад. Тогда я решила вернуться обратно.

– Это было возможно?

– Нет. Мориски поставлены вне закона, они не имеют права свободно перемещаться по стране.

– Как же ты вырвалась?

Мария подобрала под себя голые ноги и принялась теребить дырявый подол.

– Я подкупила тех, кто нас сопровождал.

– У тебя были деньги?!

– Не деньгами. Тем, что есть у молодой и красивой девушки, если к тому времени меня еще можно было назвать красивой. Да и девушкой я уже не была… – Она подняла на Кончиту огромные глаза, полные слез, которые сияли, как бриллианты. – Я утратила бесстыдство и, если мне нужно было что-то получить – свободу, защиту, еду, – предлагала свое тело. Заставы требовали огромных выкупов в обмен на разрешение на проезд – я миновала их все. Однако позже я часто думала: не лучше ли было покончить с собой, как делали многие девушки? Наши женщины всегда были скромны; согласно обычаям я должна принадлежать одному-единственному мужчине.

– Не лучше, – твердо заявила цыганка, – потому что они мертвы, а ты осталась жива. И ты не утратила бесстыдство, потому что я вижу, как, рассказывая об этом, ты плачешь и дрожишь. В том, что тебе пришлось поступать вопреки обычаям, виноваты испанцы, и никто другой. А теперь объясни, почему ты так стремишься попасть в Мадрид, в это зловещее сердце огромного гниющего тела! В этом городе каждый второй кормится доносами и предательством, там живут все главные палачи этой жестокой страны. Или в Мадриде есть люди, которым небезразлична твоя судьба?

Мария молчала, и Кончита не стала настаивать. Накрыв пальцы девушки своей ладонью, цыганка промолвила:

– Обещаю, ты будешь в безопасности до самого Мадрида, и мы не потребуем с тебя никакой платы. А дальше тебе, надеюсь, поможет какой-нибудь из богов!

– А в какого веришь ты? – робко спросила Мария.

Кончита расхохоталась, запрокинув голову так, что буйные кудри рассыпались по спине, а взор обратился к усеянному звездами небу.

– Я верю в бога по имени «золотая монета», но иногда на худой конец сойдет и тот, кого глупые люди называют любовью!

Мануэля разбудили непривычные звуки. За окном галдели женщины, плакали дети, слышалась ругань и грохот каких-то инструментов. Стоял такой шум, как будто с высоты огромной скалы с шумом падала вода.

Испанец сделал глубокий судорожный вдох, словно только что выплыл из глубины на поверхность, а потом сел на постели и потряс головой. Его тело и дух были сломлены тюрьмой, но любопытство осталось, и оно не замедлило проявиться.

– Где мы? – спросил он Ниола.

– В рабочем квартале. Здесь вас не станут искать. В этом месте люди настолько заняты тем, чтобы выжить, что не обращают друг на друга никакого внимания.

– Ты тоже живешь здесь?

– Нет. Я снял эту комнату для того, чтобы привести сюда вас.

– А где Паола?

– Сейчас я схожу за ней. А вы тем временем приведите себя в порядок.

Мануэль понял, что юноша прав. В той, прежней жизни, когда он ненавидел и любил, сражался в чужих краях за Испанию, а больше – ради собственного удовольствия и при этом не пропускал ни одной юбки, он выглядел иначе. Сейчас ему предстояло понравиться собственной дочери. Или хотя бы не напугать ее.

Когда Ниол ушел, мужчина как умел подрезал себе волосы, побрился и увидел в металлическом зеркале кого-то, хотя бы отчасти напоминающего прежнего Мануэля Фернандеса.

Он оставил Паолу, когда она была младенцем, а сейчас ему предстояла встреча со взрослой девушкой. Это было нелегким испытанием.

К своему стыду, Мануэль не помнил, как выглядела Асусена. Едва ли он смог бы жениться на непривлекательной женщине, стало быть, Паола тоже должна быть красавицей. Интересно, где и на что она живет? Если она осталась в миру, значит, согласно обычаю в обители ей выделили небольшое приданое, на которое вряд ли можно прожить. Тем не менее дочери дворянина стыдно идти в услужение. Подумав об этом, Мануэль вспомнил о том, что помимо того, что он поставлен вне закона, у него нет ни гроша, и приуныл. Нужен ли Паоле отец, который только и способен, что сделаться лишней обузой?

Когда дверь отворилась, мужчина замер и вытянулся, как струна. В комнату мягкой поступью вошла девушка. Мануэль не видел женщин десять лет и, наверное, восхитился бы любой мало-мальски привлекательной особой, но эта и впрямь была хороша. Дело было не только в белоснежной коже, густых волосах и выразительных глазах; его дочь обладала на редкость одухотворенным и нежным лицом. В нем была трогательная печаль; вместе с тем казалось, будто эту девушку никогда не затрагивала земная суета.

Позади Паолы стоял жизнерадостный, окрыленный Ниол. Когда он явился к ней утром, живой и невредимый, девушка бросилась ему на шею, осыпала поцелуями и оросила слезами. Хотя Паола вот уже три месяца каждую ночь спала в его объятиях, он всякий раз с невыразимым восторгом встречал любые проявления ее любви.

– Вы… мой отец? – робко произнесла девушка.

Мануэль попытался пошутить, как и положено галантному кавалеру:

– Похоже, что так. На мой взгляд, это куда более верно, чем то, что такая прелестная сеньорита – моя дочь!

Паола присела на стул. На ней был простой и вместе с тем изящный наряд: темно-коричневое платье с застежками из красных петель и бантов и выглядывающая из-под него юбка из черной тафты. Кокетливая обувь на толстой деревянной подошве была отделана орнаментом из блестящих шляпок медных гвоздей. Украшениями служили нитка жемчуга и жемчужные же серьги в форме капель. Так могла быть одета как скромная дворянка, так и зажиточная простолюдинка, желающая выделиться из толпы.

– Я принесла немного еды, – смущенно промолвила девушка. – Ее приготовила Химена.

– Я оставлю вас, – сказал Ниол. – Поговорите наедине.

Мануэль с жадностью уплетал жареную морскую рыбу, острый сыр, свежие овощи, душистый хлеб, прихлебывал вино и разговаривал с дочерью.

Он задал ей море вопросов и получил ответы, которые совершенно сбили его с толку.

– Так это чудовище засадило меня в тюрьму для того, чтобы ты осталась жить в его доме?! И там же он поселил индианку с мальчишкой?! Вот уж не думал, что эта гордая, как сатана, женщина согласится служить инквизитору! Теперь я понимаю, откуда ты знаешь ее сына! – воскликнул Мануэль и с облегчением добавил: – Мне казалось, это я погубил Асусену, а выходит, виной всему была страсть служителя инквизиции!

В душе Паолы зрели противоречивые чувства. Она прекрасно помнила о том, что ее отец пропал неведомо куда на долгие годы и ее матери пришлось выбиваться из сил, дабы прокормить себя и маленькую дочь. Девушка сразу заметила, что Мануэль уступает Армандо и в образованности, и в умении общаться. Инквизитор был сосредоточен только на ней, на ее судьбе, тогда как Мануэль, похоже, думал лишь о том, как оправдать самого себя.