«Меня! Меня хотят только! — колотилась мысль в голове. — Кто они? Вроде же свои? Точно не московиты!»

Топот коней преследователей слышался уже не так близко. «Оторвался», — Кмитич оглянулся через плечо. За ним скакали трое. Дорога стала сужаться, превратившись вскоре в тропку среди густого леса, где листва еще не вся облетела. Трое всадников по-прежнему «висели на хвосте». Кмитич, не обращая внимания на боль и прилипшую к спине окровавленную рубаху, придержал коня, вскочил на седло с ногами и с проворством рыси запрыгнул на сук дерева, зацепившись за него обеими руками. Потом подтянулся, залез на толстый сук и скрылся в желто-бурой поредевшей кроне.

Вскоре под ним проскочил один всадник, за ним второй. Все были в черной форме конных стрельцов. Но, судя по их выкрикам, это были литвины. А вот и третий. Его Кмитич и ждал. Он, словно кошка, прыгнул на спину всадника, и оба они, рыча, покатились по влажной земле, разбрасывая опавшие листья и ломая лежащие на земле ветки. Схватка была короткой. Кмитич, тяжело дыша, уже сидел верхом на незнакомце, приставив нож к его горлу. Человек был также одет в черное платье конного московского стрельца. Но это явно был не московит.

— Кто? Кто вас послал? — Кмитич вдавил нож в горло негодяя так, что пошла кровь.

— Не убивай! — прохрипел тот. — я все скажу!

Кмитич слегка ослабил хватку, он тяжело дышал, глаза горели, казалось, еще чуть-чуть — и от его врага полетят клочья.

— Говори! А то сейчас отрежу самое твое сокровенное! А потом!..

— Почекай! Я скажу! Полковник… Ян Лисовский!

Ян Кароль Лисовский… В голове Кмитича блеснула слабой вспышкой информация, что прошлой осенью он уже слышал это имя. Так, Лисовский пошел на соединение с Сапегой под Брест, по дороге грабя все, что можно. Значит, Сапега!

— Это… Это Сапега? Он приказал убить меня? — побагровел Кмитич, вдарив кулаком в скулу «лисовчука».

«И почему я не удивлен?» — пронеслось в голове Кмитича.

— Не ведаю, пане, про Сапегу! Я же говорю, Лисовский! Лисовский пришел и раздал всем денег. Сказал, что Кмитича надо убить. Без свидетелей.

— Зачем?

— Не знаю! Ничего не знаю! Просто он заплатил и сказал! Он следить за вами заставлял, а потом приказал убить.

— Почему? — лицо Кмитича налилось кровью.

— Я… я не знаю! Может, и Сапега заказал, но то мне не ведомо!

— А тебе, значит, на меня накласть? Лишь бы заплатили?

— Нет… я… я… выполнял задание! — тяжело дышал человек. Лет ему было, поди, под тридцать. Смуглое лицо с черными усиками, абсолютно незнакомое.

— Значит, тебе и на войну, и на родину, на все плевать! Тебе бы заплати, так и мать родную продашь?

— Нет… я… не убивай меня! Война же! Не убивай! Ты же обещал! Я же тебе все рассказал, что знал! Я в самом деле не знаю, что именно имеет против тебя Лисовский! Скорее всего, ничего личного. Тут… Может, это московский царь тебя заказал Лисовскому? С царем же сейчас мир! Мне никто не объяснял! Никго!

— Здорово же ты живешь! Ты что, не литвин? Твой дом не захвачен и не разграблен?

— Литвин! Захвачен! Мне же жену, детишек кормить надо!

— Отлично! — взревел Кмитич. — Семьей, значит, предательство прикрываешь! А у тех, кто сражается против захватчиков, кто погибает, значит, семей нет! Им не надо кормить детишек! Мне не надо! Так? Нет, ты есть грязь! Тебе плевать на семью! У тебя и нет ее! Тебе главное за деньги убивать! Получай! — Кмитич с силой ударил его ножом в ногу.

«Лисовчук» взвыл:

— Не на-а-до! Пощади!

— Это чтобы ты долго помнил! Чтобы, когда ходил по ограбленной и проданной тобой земле нашей, рана тебе напоминала твои грехи смертные перед ней! Помни хорунжия По-лишука, убитого вами предательски! — и Кмитич ударил его по второй ноге. Кровь брызнула во все стороны и попала на лицо Кмитича.

Наемник орал и выл. Просил пощады.

— Я с тобой еще мягко обхожусь, — показал ему Кмитич окровавленный нож и обтер лезвие прямо об лицо «лисовчу-ка», — но это тебе памятка обо мне. Никогда больше не вставай на моем пути! Ни ты, ни Лисовский, ни Сапега! Никто!

Кмитич поднялся с воющего наемника, пнул его два раза сапогом, взял его пистолет, оглянулся и скрылся за деревьями. Скоро должны были вернуться два других преследователя. Они и вернулись, спешились, подбежали к своему товарищу, корчащемуся на земле.

— Где он?

— Ушел! В лес! — прокричал раненый. — Он проткнул мне обе ноги!

— Точно! Сущий дьявол! Ну его к черту! Десятерых потеряли на этом гнилом деле! Пусть сам Лисовский за ним гоняется, если такой умный!

Кмитич тенью растворился между деревьев. Он долго шел, пока не вышел к болоту. Рана в спине болела, болело плечо… Полковник прошел еще вперед и остановился, смотря в ту сторону, где из-за желтизны крон деревьев виднелись островерхие крыши чьей-то хаты и двух сараев. К этой веске, или же, скорее, хутору, по болоту петляла небольшая речушка, берега которой заросли молодой ольхой и густым лозовыми кустарником. «Нужно выйти к речке, — подумал Кмитич, — там, наверное, тропинка есть. Должна быть». Кмитич было двинулся по болотной тропинке, как вдруг… был атакован… маленькой белой бабочкой. Мотыль кидался прямо на грудь полковника, словно не разрешая ему двигаться дальше.

— Откуда ты, в середине осени?! — удивился Кмитич. — Никак, отогрелся на солнце?

Он отмахнулся от назойливой бабочки, но та продолжала атаковать человека, словно злясь, что он вошел в ее лесные владения. Кмитич отмахнулся снова. Однако бабочка-белянка продолжала храбро бросаться на Кмитича. «Что за сумасшедший мотыль?» — Кмитич в недоумении остановился. Мотылек еще дважды бросился ему на грудь, а затем отлетел вперед по движению Кмитича и сел около второго мотылька, который лежал на самой тропке, слегка подрагивая крылышками, видимо, умирая, или же сбитый птицей, или же бедняжке не хватало сил, чтобы взлететь на осеннем ветру.

— Никак твоя подружка! — вслух произнес Кмитич, пораженный таким поведением маленькой бабочки. «А ведь этот мотыль предупреждает меня, чтобы я случайно не наступил на его больную подружку!» — смекнул Кмитич и даже на время забыл о собственных ноющих ранах, настолько его поразило такое человеческое поведение бабочки-белянки. «Ведь безмозглая глупая тварь, насекомое, но ведь что-то там разумеет своим примитивным умишком, чтобы проявлять такие человеческие чувства, как забота, самопожертвование и храбрость!» — ошарашенно думал оршанский князь, продолжая смотреть на атаковавшего его мотылька, уже сидящего рядом со вторым. Этот маленький боевой смельчак теперь выглядел заботливой нянькой: бабочка складывала и раскладывала свои белые крылышки, не то сигнализируя Кмитичу, не то развлекая своего погибающего друга или же подругу. «А ведь этот мотылек настоял-таки на своем! — продолжал стоять и сам с собой разговаривать Кмитич. — Остановил-таки меня. А я вот на своем не настоял, как этот отважный мотыль, и потерял Иоанну. Правда, нашел Алесю. Уж и правда, что нет худа без добра. Боже, как резко все изменилось и перевернулось в моей жизни! Еще вчера был мир, а я был холост, и вот уже дважды женат и война кругом!..»