– А что синтарийский царь? – спросил Искандер. – Он обещал мне три сотни фалангеров и две сотни лучников.

– А также в придачу свою дочь, – улыбнулся Калигар. – Он не отказался от обещания. Царевна – его единственное дитя: боги не послали царю Эолаю наследника, и после смерти государя править Синтаром станет его зять… то есть, ты, Искандер. Я бы поспешил с обручением. Могу подготовить письмо, в котором ты сделаешь синтарийской царевне официальное предложение. После чего, вместе с фалангерами и лучниками, в которых мы очень нуждаемся, ее привезут сюда и вы заключите брак.

– Заделаешь ей ребенка – и поедем воевать на границу с Мессой. – Рагнар потянулся и зевнул. – Так что там насчет еды, Калигар? Я умираю с голоду.

– Только после омовения, Кромхарт. – Наместник был непреклонен. – А для подкрепления сил я прикажу подать вина и фиников.

В отличие от женщин, мужчины обычно мылись в прохладной воде – это бодрило и закаляло, но на этот раз Искандер решил сделать себе поблажку и попросил вылить в купальню несколько кувшинов кипятка. После всего случившегося ему хотелось немного расслабиться. И, пока Кромхарт препирался с Калигаром насчет одежды, не желая надевать чистую тунику и пытаясь влезть обратно в свои грязные штаны и безрукавку, танарийский царь несколько раз окунулся с головой, а потом откинулся на мраморный бортик и уставился в расписной потолок. Кто-то из слуг поставил рядом блюдо с медовыми финиками, он ухватил несколько штук и отправил в рот. Мысли текли подобно меду: неторопливо и обволакивающе, но сладости в них было намного меньше.

Решение принято: он женится на девушке, которую никогда не видел и даже имени которой не знает. Остается только надеяться, что она не уродлива, не глупа и не бесплодна; все прочее он готов был терпеть ради наследника и военной помощи из Синтара. Его будущая супруга, царица Танарии, а затем еще нескольких объединенных государств… Интересно, какой она будет? Воображение принялось рисовать ему смутно различимые черты: длинные волосы, светлые… нет, пепельно-русые… изящную фигуру, маленькие ступни, руки с тонкими пальцами… глаза – темно-синие, выразительные, серьезные… Искандер слабо улыбнулся: придуманный образ будущей жены нравился ему, вызывал легкую нежность и, как ни странно, желание… до тех пор, пока он вдруг не осознал, что воображаемая синтарийская царевна как две капли похожа на…

О, Великий Аштур, до чего бедная у меня фантазия!

Он горько усмехнулся.

Конечно, можно было бы постараться получше узнать девушку, волею случая ставшую его пленницей. Но зачем? После всего случившегося царь Кадокии ни за что не отдаст за него свою дочь и, тем более, в качестве приданого не пришлет ни лучников, ни фалангеров. К тому же царевне уже выбрали жениха, а у него, Искандера, есть невеста. И вообще, его судьба не слишком завидна, чтобы такая девушка, как Солан, пожелала ее разделить. Оказаться в стране, которую вот-вот охватит война, жить в постоянном страхе за себя и детей, и, вполне вероятно, очень скоро остаться вдовой, а если Танария все же падет – превратиться в изгнанницу… Нет, это не для нее. Он не желал ей такого будущего. Кто угодно пусть станет ее господином, только не он.

И не царевич из Мессы. Единственное, что я могу для нее сделать, – избавить от этого чудовищного, не поддающегося объяснению брака.

Но сперва нужно было во всем разобраться.

Калигар, потеряв терпение, скомкал одежду Рагнара, бросил ее в бадью с мыльной водой и предложил северянину ходить по дворцу голым, если «бабская одежда» вызывает у него отвращение. Слушая вполуха ответный поток ругательств на чужом языке, Искандер принялся строить планы на сегодняшний вечер и ночь: наскоро поужинать, допросить пустынника – если будет упрямиться и молчать, можно позволить Кромхарту взяться за него: северяне знают толк в пытках. Потом прочитать все письма и донесения, обсудить с Калигаром дальнейшие действия, составить письмо синтарийскому государю…

Планов было множество, но ни одному из них этой ночью не суждено было сбыться, ибо, выйдя из купальни и сделав пару глотков вина в ожидании ужина, Искандер забылся глубоким сном прямо в кресле за столом в трапезной, а его друг и советник, пусть и рискуя навлечь на себя гнев государя, никому не позволил его разбудить.

Герике выспаться так и не удалось.

Еще до рассвета в ее покои постучалась служанка и сообщила, что пришел лекарь и просит жрицу о помощи. Мелья немедленно поднялась и вышла к нему.

– Госпожа, – виновато улыбнулся Солмир, – прошу прощения, что разбудил вас в столь ранний час, но болеутоляющее зелье закончилось и те, кто серьезно ранен, страдают от возобновившихся мучений. Их крики не дают отдыхать другим пострадавшим в бою. Умоляю вас…

– Ты что, не видишь, что госпожа устала? – сердито спросила появившаяся из своей комнаты Зелия, но Герика жестом остановила ее, мягко улыбнулась и сделала знак лекарю, чтобы он продолжал.

– В схолосе есть большой запас трав и снадобий. Я прошу вас приготовить отвар еще раз. И, возможно, вы знаете другие рецепты…

– Мелья, – настойчиво проговорила старшая из воительниц, – вы не обязаны это делать. Вам нужно как следует отдохнуть.

Но девушка подняла руку, прося ее замолчать, а потом принялась выцарапывать слова на дощечке: «Отдых и сон подождут, а смерть – нет. Эти люди защищали нас, как могли, и Тривия не одобрит, если я откажу им в помощи. Я приготовлю отвар и вернусь».

– Благодарю вас, госпожа! – обрадовался лекарь. – Идемте со мной, я не задержу вас надолго.

Герика накинула плащ и ушла.

Вернулась она, когда солнце уже поднималось над городом, и отдохнувшей совершенно не выглядела. Мелья попыталась было лечь и немного подремать, но служанки уже принесли воду для умывания, свежих фруктов на завтрак, и спросили, не желает ли Герика, чтобы они расчесали ей волосы. Девушка желала только одного: чтобы ее оставили в покое и дали поспать еще хотя бы пару часов, но услышала голоса проснувшихся сестер и царевны и поняла, что об отдыхе ей придется забыть, по крайней мере, до вечера.

Когда служанки уже заканчивали укладывать волосы мельи в красивую прическу, в ее комнату заглянула Зелия. Некоторое время она молча наблюдала за работой девушек, а после того, как они ушли, подошла и села рядом с Герикой. Та вопросительно взглянула на нее, и старшая из воительниц негромко проговорила:

– В моей жизни было немало потерь, но я сумела их пережить, потому что раз и навсегда избавлялась от воспоминаний и всего, что связывало меня с ушедшими. Может, это и правильно, ведь так было легче, но… забывать о ней я не хочу. – С этими словами Зелия положила на колени Герике флогеру Миры. – Возьми ее. Не спорь, я знаю, что делаю. Кто-то должен помочь ей остаться живой… и она будет жить в каждом звуке, в каждой мелодии… и в нашей с тобой памяти. Тех, кого любишь по-настоящему, нельзя забывать.

Мелья хотела было возразить, но, заглянув в глаза Зелии, передумала и кивнула, благодарно сжав ее руку.