Сначала Йоахим долго лежит не двигаясь. Он ведь сам пошел на это, да еще и заплатил, говорит он сам себе. Он извивается, пока не устраивается более-менее удобно на боку, положив голову на какой-то предмет. Руки так и остались заломленными назад, и время от времени ему приходится двигать ими, чтобы восстанавливать кровообращение. Он все время прислушивается. Пытается хоть что-нибудь разобрать из доносящихся до него звуков. Долго ничего не слышит, кроме шума двигателя: они едут прямо, быстро, обгоняют другие автомобили. Это шоссе? Мужчины не разговаривают между собой, или же его так хорошо изолировали от переднего салона, что он совсем не может их слышать?

— Эй, долго нам еще ехать? — кричит Йоахим.

По-прежнему никакого ответа. Толчки автомобиля больно отдаются ему в спину. Вот фургон едет медленнее. Может быть, они поворачивают? Такое впечатление, что они едут по кругу. Теперь они снова едут по прямой и увеличили скорость. Опять на шоссе. Снижают скорость, опять едут по кругу. Это уже в третий раз, и Йоахиму приходит мысль: а что, если они ездят взад и вперед по одному и тому же участку шоссе? Они ездят туда и обратно и поворачивают только для того, чтобы он подумал, что они уехали гораздо дальше, чем на самом деле?

— Эй! — снова кричит Йоахим. — Вы здесь? Еще долго ехать?

И снова никакого ответа. Он открывает и закрывает глаза, но в темноте мешка в таком влажном спертом воздухе это ничего не дает. Что он делает, зачем пошел на это? И сам себе отвечает: потому что это его единственный шанс. Иначе он никогда не добьется правды о Луизе Андерсен, правды о Елене, о той женщине, которую он потерял, о женщине, чье лицо постоянно у него перед глазами. Нежная кожа на закрытых веках, расходящиеся артерии, судорожные движения находящихся под ними глаз — как сигналы азбуки Морзе. Он должен выяснить, что же произошло с Луизой. Как только он узнает, сразу прекратит свои поиски. Это он обещает сам себе.

* * *

Он что, спал? Дверца открывается, и чьи-то грубые руки хватают его, практически выволакивая из салона. Ноги гнутся под ним после такой долгой дороги. Его уводят от фургона. Он идет шатаясь. Земля под ним мягкая и неровная, его спутники вынуждены поддерживать его под руки, чтобы он шел ровно. Йоахим принюхивается. Свежий воздух просачивается сквозь ткань, но сразу же становится влажным от его собственного дыхания. Он ощущает какой-то приятный, насыщенный специями запах. Хвоя? И соль? Они возле моря или в лесу? В лесу у моря? Его нога становится на что-то твердое.

— Поднимай ноги, — приказывает один из сопровождающих.

— Сейчас будет лестница, ведущая вниз, — сообщает ему другой.

Йоахим высоко поднимает ногу и ступает на твердую поверхность, осторожно нащупывает второй ногой ступеньку ниже. Это подвал: здесь затхлый запах цементного пола. С него снимают наручники и мешок. Он слышит, как у него за спиной закрывают дверь и запирают ее на замок. Он все-таки поворачивается. Они уже вышли и оставили его одного.

Стены, потолок и пол в этом помещении из цемента, поэтому здесь влажно и холодно. Вдоль стен стоят большие железные подсвечники с мерцающими стеариновыми свечами. В потолок вставлены толстые крюки — такие, по мнению Йоахима, раньше использовались на бойнях. Сбоку стоит стальной стол, словно подготовленный для операции, на котором лежит множество самых разных инструментов. Йоахим поспешно отворачивается, но успевает заметить засохшую кровь. Пятна на столе, на полу. Кровь засохла давно. Кровь давно засохла… Как же много ее здесь было! Они что, специально не убрали ее? Неужели клиентам это нравится? Торцевая стенка оштукатурена и выглядит более готической, чем все остальные. Крюки не современные — видно, что сделаны давно: это железо обработано еще на заре человечества, когда Господь выковал мизогинию[14] в кузнице сотворения мира. Он выковал ее такой крепкой и прочной, что она никогда не испортится и никогда не исчезнет.

Йоахим замечал это в последнее время у Горма, клиентов ночных клубов и в борделе Мисс Дейзи: такое сильное врожденное и необъяснимое презрение к женщинам во многих мужчинах. Эллен. И эта из издательства… Шарлотта Лунд. А чего это он сейчас о них думает? Да потому что они кое-что в нем пробуждают. То, что ему не нравится, но что он не хочет признать.

Возле торцевой стенки стоит узкий стол, накрытый темно-красной скатертью, которая доходит до самого пола. Над столом висит большое широкое выпуклое зеркало в виде человеческого глаза. Йоахим уже видел такое зеркало. Это венецианская работа, просто он не встречал его таких размеров. Гигантский глаз. Йоахим подходит ближе к нему, стараясь не смотреть на собственное отражение. Его внимание приковано к каким-то металлическим коробкам на столе, украшенным сверху странным узором. Он открывает одну. Там щипцы. В другой лежат длинные иглы различной толщины. У края стола, в самом углу, стоит ширма в человеческий рост. Ширма из такого же железа, что и подсвечники, в виде плотной сетки. Он оборачивается и замечает вешалку с костюмами. На ней плащи, полумаски — все темного цвета из плотной блестящей ткани. Йоахим проводит пальцами по одному из костюмов, черного цвета: костюм облегающий, судя по всему, женский.

И тут он слышит, как открывается дверь, и оборачивается.

Она совсем молоденькая. Такая юная и стройная. У нее такой же макияж, что и у той в борделе, у Минди: припудренная, глаза накрашены черным, а губы красным. Но в ней нет и близко красоты Минди. На девушке крошечный бюстгальтер и трусики, которые выглядят, как тоненькие веревочки на ее выпирающих бедрах. Чулки-сеточки держатся на немного широковатом для нее поясе… Возможно, нет такого размера для ее очень худенького тела. Его взгляд останавливается на ее пупке, слегка выступающем наружу.

Она подходит ближе, раскачиваясь на слишком высоких каблуках. В ее движениях есть что-то странное, словно она не попадает в такт с самой собой. Йоахим стискивает зубы, распрямляется: сейчас или никогда. Если он хочет что-нибудь узнать, то момент наступил.

Он идет к ней. Девушка останавливается, у нее расширенные зрачки. Что он тут себе нафантазировал? Что сейчас из-за двери появится женщина, которая сможет рассказать все, что ему необходимо узнать? Он пялится на стоящую перед ним накачанную наркотиками девушку. Обнимает ее, прижимая к себе, и целует в лоб. Она стоит перед ним с опущенными руками, не сопротивляясь. И тут он замечает кое-что еще. Нечто новое, необычное. Его наполняет чувство, заставляющее попятиться назад. Он видит, как девушка смущенно мотает головой, повторяя с запаздыванием его движения. Йоахим видит в ней злость, горечь, бессилие. Она может стать его, если он захочет. Она будет делать все, что он скажет. Она обязана.

Йоахим поворачивается и быстро втягивает в себя воздух: он тоже смущен. Он уже не понимает самого себя. Он подходит к углу, где стоит вешалка с одеждой. Берет черный костюм. Закрывает глаза и не может избавиться от картины: хрупкое женское тело, крепко привязанное и прибитое к стене, разведенные ноги, перекошенное лицо, открытый рот и стенания от боли… А он сам… Где же он на этой картине, в этой фантазии? Что делает он? Йоахим раскрывает глаза и заставляет себя посмотреть на собственное отражение в этом большом выпуклом глазу. Весь в морщинках, со щетиной, кожа все еще загорелая после долгого лета. Темные мешки под глазами. Торчащие волосы. И глаза. Его взгляд.