— Я напоминаю вам об этом на тот случай, если вы забыли.

Елену зажали в углу огромной террасы на крыше… Она даже не знает, как здесь очутилась. Широкие половицы, белесые от ветра и солнца, как на корабельной палубе. Сюда пришло много людей. Эдмунд стоит посреди террасы и по-дружески беседует с каким-то стариком и его… кем? Помощницей, медсестрой или, может быть, дочерью? Во всяком случае, женщина постоянно держит старика под руку. Эдмунд берет его под руку с другой стороны. Они вместе помогают ему подойти к… о нет. Она этого не перенесет. Слишком много незнакомцев. Люди, о которых она ничего не знает, но которые знают все о ней.

— Елена, это Карл Гудмунсон. Он был с твоим отцом с самого начала, — громко сообщает ей Эдмунд и немного натянуто улыбается. — С незапамятных времен.

— Сейчас у папы фактически все в порядке со слухом. Только вот память подводит, — говорит его дочь и протягивает Елене руку.

Рот у старика постоянно двигается, но при этом остается закрытым: такое впечатление, будто он никак не может что-то разжевать. Поток вежливых фраз о том, что Гудмунсон — почетный член различных структур на фирме. Похоже, старик смущен не меньше Елены.

А ведь к ней относятся точно так же, как к нему. Как к инвалиду, как к женщине с поврежденной головой, но у которой полно денег. Иначе ее бы и взглядом не удостоили. Противно. Елена просит ее простить, но ей необходимо выйти.

По пути к лестнице она роняет сумочку. Наклоняется за ней и недалеко от себя видит среди лакированных туфель и женских шпилек тяжелые черные армейские ботинки, в которых можно маршировать и воевать. Обувь того мужчины, что шел за ней по пятам там, на горе? А чья же еще? Елена подхватывает сумочку. Поднимается. И смотрит в ту сторону. Там много людей, но нет ни одного в бейсболке и солнцезащитных очках: только мужчины с прическами одинакового цвета, одинакового стиля.

И тут она чувствует, как кровь начинает стучать ей в виски, словно два дятла, пытающиеся вырваться наружу. Она сбегает вниз по лестнице. Ей нужно вернуться к себе в кабинет, успокоиться, все обдумать. Ее снова преследуют, или же она психически нездорова. Она приходит в ярость. Какие-то две девушки с испугом смотрят на нее.

— Простите, где мой кабинет?

— Сюда и налево, — отвечает младшая из них.

— Огромное спасибо.

Зайдя в свой кабинет, Елена тут же закрывает за собой дверь. Ей уже хочется домой. Она знает, что ей следует вернуться на прием, посмотреть подчиненным в глаза, показать им, кто она такая, приняться за исполнение своих обязанностей. Но она не может. Не может после подслушанной беседы в туалете. Она была ведьмой. Она и теперь ведьма. Эта мысль порождает новую мысль: о ней ли идет речь? А что происходило в то время? А если у нее был любовник? Была ли она мерзкой ведьмой, нарушившей супружескую верность и инсценировавшей свое исчезновение? Может быть, Эдмунд нашел человека, чтобы тот следил за ней — того в армейских ботинках, — из-за того, что Елена была ему неверна?

Елена садится на свой стул, утопает в его мягкой коже и чувствует, как все в ней разрушается. Ее личность ускользает, мерцает, становится все менее и менее отчетливой, чем больше она пытается за что-то ухватиться. Все то, что, как ей казалось, она знала о себе, — неправда. Была ли она, по крайней мере, хорошей матерью? На мгновение Елена ощущает, как у нее свистит в ушах. Она витает над бездной, под ней простирается тьма, пропасть, ледяной холод, пустота. Все то, чего она не знает о себе, — это и есть черная бездна.

— Что с тобой происходит? — спрашивает Эдмунд, едва переступив порог.

Она не в состоянии ответить. С большим трудом пытается сосредоточить взгляд на нем, то открывает, то закрывает рот, но не произносит ни единого звука. Он торопится подойти, садится перед ней на корточки, озабоченно прикладывает ладонь к ее лбу.

— Ты вся горишь.

От его прикосновения холод улетучивается. Его кожа прикасается к ее коже. Она отстраняется от него и, по-прежнему сидя на стуле, смотрит на Эдмунда. Он выглядит встревоженным.

— Вероятно, я ужасный человек? — шепотом.

— Да нет. С чего ты это взяла? — в тоне и глазах Эдмунда удивление.

— Они все ненавидят меня, — еле слышно.

— Кто они?

— Все эти люди! — Она показывает рукой в сторону двери.

— Вовсе они тебя не ненавидят. Тебя три года не было, и вот ты снова здесь. Им придется привыкать к тебе, но они тебя не ненавидят. Кто ты для них? Всего лишь работодатель, и больше никто, — успокаивает ее Эдмунд.

— Почему же тогда так мало людей звонили после того, как я вернулась? Здесь никто терпеть не может Елену. А ведь у меня было так много друзей на Кристиансё.

Последняя фраза только ранит ее, хотя и рассчитана была на другой эффект. Эдмунд тяжело вздыхает.

— Ты была… вернее, ты есть часть этой семьи, — поспешно поправляется он. — Ты посвящала всю себя работе и нам. И вовсе не следует думать, что кто-то тебя ненавидит. Кроме того, мы ходили в гости к некоторым из этих людей, например к Ульрику и его жене Майбритт, — добавляет он, но Елена не помнит никакого Ульрика с Майбритт. — Просто, я думаю, следует подождать. Ты как?

Его слова доходят до ее сознания и вытесняют оттуда часть негатива. Елена начинает дышать спокойнее.

— Ну, тебе уже лучше? — шепчет ей на ухо Эдмунд.

— Да.

— Ты уже в состоянии пойти пожать людям руку на прощание? Давай не будем драматизировать. Чем меньше станут болтать по углам, тем лучше. Мы постараемся вернуть тебя к руководству фирмой как можно скорее, хорошо?

У него такой оптимистичный вид. Он верит в нее. Елена просто не может его подвести. Она встает, готовая к последнему рукопожатию. Только бы выдержать, не раскиснуть.

— Но ты же будешь рядом со мной? — переживает она.

— Само собой разумеется. Я все время буду рядом.

Они направляются к двери. К Елене и правда возвращаются силы. Она чувствует себя более уверенно, когда Эдмунд рядом. Она должна справиться. Ей следует просто улыбаться, пожимать руки, благодарить, и после всего этого она поедет домой. Все будет хорошо, все снова будет в порядке. Вполне естественно, что она теряется и смущается. Но дело пойдет на поправку. Все это она мысленно говорит сама себе, двигаясь дальше.

Ее взгляд непроизвольно ищет фотографию, висевшую на стене, ту, со старой баржей с названием «Хирш». Все-таки странно: совпадение слишком явное. Ну да бог с ним, не стоит обращать внимания, уговаривает она саму себя. Но все же она внезапно останавливается. Фотографии нет на месте.

— А где корабль? — невольно вырывается у нее.

— Какой корабль? — непонимающе смотрит Эдмунд.

Елена отпускает его руку и идет по направлению к рамке, которая все еще висит на своем месте, — но фотография в ней совсем другая. На этом снимке изображен фасад главного здания фирмы, это тоже черно-белая фотография. Ее здесь раньше не было. Она поспешно просматривает все фотографии на стене. Может быть, у нее что-то перепуталось в памяти? Может быть, фотография с кораблем висит где-то в другом месте? Нет…