– И чем же, Михаил, я тяну назад?

– Тем, что трясешься над своим богатством! Вцепился в землю руками и ногами и не видишь, что уже все впереди, а ты остался где-то позади.

– Кто впереди?

– Коммунисты, комсомольцы, колхозы в конце концов!

– В вашем колхозе, который впереди, земля сорняками поросла, скотина ревет голодная, лошади тощие, как клячи, детей кнутами порют, и нет у вас хозяина, нет!

– Все будет, но не сразу.

– Возможно, – согласился отец.

– Поймите, – сказал Михаил, глядя куда-то на огороды, – лучше уже сейчас вступить в колхоз и все добровольно отдать.

– Я и так все отдал, заплатив налоги.

– Неужели? – спросил Михаил с напускным удивлением. – Я же знаю, у вас всегда есть большие запасы.

– Были когда-то.

– Все равно у вас все отберут.

– Уже нечего брать, – сказал отец. – Так что передать матери? Ты проведаешь ее?

– Я не приду, – заметно смутившись, ответил Михаил.

– Плохие мы с матерью стали, – насмешливо произнес отец. – Брезгуешь нами, кулаками?

– Ты сам ответил на свой вопрос, – сказал Михаил. Поправив фуражку, он быстро ушел.

Будто кипятком обдали Павла Серафимовича, даже сердце похолодело от обиды. Потихоньку поплелся домой. Дойдя до усадьбы, свернул в сторону, пошел к озеру. Грузом лег на сердце разговор с сыном. Как о нем рассказать жене? Слышал не раз, как плачет по ночам в подушку. Оно и понятно: мать! Родила в муках, выкормила грудью, выпестовала, вырастила, а он теперь волком смотрит на нее. Осунулась она от волнений и печали, жалко ее. Даже представить невозможно, как ей больно за сына. И не рассказать о встрече с ним нельзя, а сказать – еще больше разбередить рану.

Павел Серафимович долго сидел на берегу озера. Остывали мысли. Уже висела луна в синем вечернем небе, залив светом все вокруг, а мужская фигура оставалась неподвижной. Даже лунный звездный вечер не мог избавить мужчину от тяжелых раздумий. Железная тоска все еще давила на сердце. Он взял камешек, швырнул в озеро. Раскрылся веер янтарных водяных блесток. Если бы так можно было тоску рассыпать по воде, чтобы она разошлась кругами, развеялась!

Бросив последний взгляд на блестящую поверхность, Павел Серафимович пошел домой. Какое-то внутреннее чутье ему подсказало, что приближается что-то серое, неизвестное, ужасное. Еще нельзя было четко разглядеть черты этого кошмара, но было ясно, что он потерял еще одного дорогого человека.

Варя понемногу отодвинулась от мужа, прислушалась. Василий крепко спал. Она тихонько поднялась с постели, пригнувшись подошла к детской кроватке. Маргаритка спала, положив ладошку под щечку. Маленький Сашко сопел рядом, забросив ручонки вверх. Хотелось поцеловать их теплые щечки, но дети могут проснуться, и тогда все пропало. Варя нащупала приготовленную с вечера одежду, быстро оделась. Осталось только незаметно выскользнуть из хаты. Еще одно мгновение волнения – и Варя во дворе. Она забрала лопату и мешок, которые заранее припрятала за хатой, вышла на улицу.

Село будто вымерло, но Варя знала, что это обманчиво. Под сенью темной ночи, когда тучи поглотили луну и звезды, многие не спят. Придется ожидать Ольгу на скамье. Варя обернулась мешком, привязала его к животу передником, чтобы не было заметно. Еще никуда не пошли, а уже страшно. Намеревалась прожить честно, даже была уверена, что не придется лгать родным, но жизнь такая непредсказуемая.

Недавно отец послал мать переночевать у Ольги, так как все ее дети простыли и заболели и нужно было дать сестре отдохнуть ночью. Мать пошла, чтобы побыть там ночь и остаться с детьми на день, пока Ольга будет на работе, а Варя что-то заподозрила. Ночью, как всегда, она не спала, отдавшись в плен неосуществимых мечтаний, когда услышала ржание Буяна. Она вышла из хаты, из-за угла дома увидела, что отец забрал коня и племенного быка ценной симментальской породы, повел со двора скот. На телегу он положил свой новый кожух, прикрыл его соломой. Варя догадалась, что отец поехал в город на базар. Вернулся он на следующий день после обеда. Варя заметила, что отец с телеги брал мешки с зерном и носил их в кладовую. Конечно же, кожуха уже не было, как и быка.

В тот же день он быстро сдал зерно на налоги. Вечером с напускной радостью сообщил родным, что заплатил налоги деньгами и зерном и у них еще осталась рожь по крайней мере на посев. Варя промолчала. Только она знала тайну. Того зерна, которое они вырастили и собрали, не хватило для уплаты налогов, поэтому отец принял решение пойти на обман, жалея родных. Неизвестно, как ему удалось так распродаться, потому что еще в августе объявили закон о спекуляции, по которому можно было получить от пяти до десяти лет заключения. В городе не удавалось ничего ни продать, ни купить, поскольку действовала карточная система. Наверное, отца оберегал ангел-хранитель, сжалившись над главой семейства, который так щадил свои родных.

Варя была уверена, что денег, вырученных от продажи бычка, не хватило бы на уплату налогов и покупку зерна. Вероятнее всего, отец опять поменял царские червонцы. Бедный, строгий и добрый папа! Видя, как волнуются его близкие, как переживают, что не смогут оплатить налоги и его арестуют, он пошел на такой шаг. Никто не заметил его святой неправды, кроме Вари, которая никогда об этом не скажет. Отец радовался как ребенок, когда мать довольно осмотрела кладовую, где золотилось зерно, когда улыбнулась его дочка, сказав, что теперь все будет хорошо…

– Ты уже здесь? – потихоньку спросила запыхавшаяся Ольга.

– Идем? – поднялась Варя, взяв лопату.

– А я еще и молоток прихватила, – сказала Ольга. – За пояс юбки спрятала.

– Зачем?

– А если нас поймают? Ты думаешь, я так просто сдамся?

– И что ты будешь делать молотком? – со страхом спросила Варя, едва успевая за сестрой.

– Сама догадайся!

Дальше пошли молча. Село будто вымерло, но женщины знали, что не только они не спят глухой ночью. Нужда гонит людей на колхозные поля собирать остатки урожая. Нужно быть осторожными, потому что даже на этих полях могут поймать и посадить за решетку за кражу государственного имущества. Уже действует треклятый закон, который в народе окрестили «законом о пяти колосках».

Женщины добрались до посадки, присели отдохнуть за кустами терна. Они до боли в глазах всматривались в пространство, но стояла такая темень, хоть глаз выколи. Они долго прислушивались к каждому шелесту, прежде чем направиться на поле. Молча перекрестились и, согнувшись, будто это делало их менее заметными, пошли вперед. Сразу же руки вместо стерни нащупали пашню. Сначала они даже не поняли, что это такое. Ольга прошептала Варе:

– Я не могла ошибиться. Здесь была посеяна пшеница.

– А ты уверена? – Варя продолжала водить рукой по земле.