Сколько уже стоит пустых хат, хозяева которых покинули село? Не одна и не две. А дальше что будет? Города разрастутся, а села исчезнут? Нелегко сбить людей с проторенной годами дороги жизни, но покидают родительские дома. Безысходность толкает на такой шаг, желание спасти не только себя, но и своих детей. И все не выходит из головы вчерашнее совещание. На нем их ознакомили с постановлением ВЦИК[15] и СНК[16] СССР от седьмого августа «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперативов и об укреплении общественной (социалистической) собственности». Этот закон за кражу колхозного имущества предусматривал радикальные меры наказания. Не важно, сколько украли, – расстрел с конфискацией всего имущества. И только при смягчающих обстоятельствах – лишение свободы на срок не менее десяти лет, и тоже с конфискацией. А колхозники воруют. Немного, но какую-то горсточку зерна да и принесут домой в кармане. А как оно будет дальше? Неужели и правда за мешок зерна расстреляют? Люди и так стали злые, а что дальше?

Иван Михайлович четко придерживался указаний, поступавших «сверху». Только ознакомили их с постановлением Луганского бюро горкома КП (б) У от тридцать первого августа тридцать второго года, как уже первого сентября он выполнил указание на месте. Это постановление указывало на недопустимость расходования хлеба на общественное питание в столовых колхозов, а если такой приказ появился, значит, подлежит немедленному выполнению. Выходит, что не хватает государству хлеба, нужно затянуть пояса. С первого дня осени перестали в колхозе кормить людей. Не стало неожиданностью то, что после этого сразу многие крестьяне начали писать заявления о выходе из колхозов. Никак не хотят понять, что не все коту масленица.

Одних заявлений им показалось мало. Старый вояка Пантелеймон, из которого уже труха сыплется, подбил нескольких колхозников написать письмо, как он выразился, «высшему начальству». Лупиков достал из папки скомканную бумажку. На пожелтевшем листке из ученической тетради было написано: «От имени всех хозяйств, которые выбыли из организованных колхозов». Глянь, куда загнули! Уже не от себя, а от имени всех хозяйств пишут! Наглецы! Иван Михайлович вытер платочком лоб, покрывшийся испариной. Как только начинает волноваться, сразу сильно потеет. Вот напасть! Чекист поправил кобуру, продолжил чтение: «Наша местная власть села категорически отказывается возвращать нам сельскохозяйственный инвентарь, живой скот, а также разное имущество, которое мы внесли в колхоз. На нашу просьбу власть отказалась вернуть яровой клин. В колхозе нас перестали кормить, а оставшийся в хозяйстве скот негде выпасать. Все это вызывает большое беспокойство у людей. Просят бедняки, в чем и расписываются три лица за всех. М. Селезнев, М. Руденко, Х. Васильченко». Вот как! За всех расписались и вручили эту писульку ему, чтобы отдал начальству в районе. Идиоты! Лупиков разорвал бумажку на мелкие кусочки. Пусть ждут ответа! И написали письмо не самые работящие. Сам слышал, как насмехался Селезнев, приговаривая: «Так, сказал бедняк, в колхоз пойду, работать не буду». И если бы это была лишь шутка! Идут на работу, чтобы нажраться, а не трудиться. Как только перестали кормить – сразу же написали заявления. Нечего делать, вот и пишут просьбы то принять, то выйти из колхоза. Для них, для их детей все делается!

После сбора урожая на поле осталось немало колосков. Организовали их сбор. Пионервожатый из школы на подводе возил старших детей на поле. Дети собирали колоски и за день загрузили две или даже три подводы. За это детям давали поесть. Один мальчишка, Мишка Стрижановский, брал зерна пшеницы и бросал в рот. Так наелся, что не мог сходить в туалет. Три дня терпел, не признавался родителям в своей беде, а потом пришлось. Чего только родители ему не делали! И соседи приходили, чтобы помочь, а все напрасно. Ревет парень, потому что все у него болит. Отец говорит, что они бедствуют, не хватает пищи, парень несколько дней не ел, вот и дорвался до зерна, как муха до меда. Наконец спасла его Улянида. Поставили парня раком, а она выковыряла утрамбовавшееся непереваренное зерно обычным шилом. И смех и грех!

Так им и того мало. Снова и снова посылают детей с сумками собирать оставшиеся колоски. Знают, что взрослых за это арестуют и посадят за решетку или оштрафуют на большую сумму, поэтому отправляют несовершеннолетних. И охрану на полях выставили, дали им лошадей, кнуты, но ничем людей не остановишь. Только отъедет объездчик, дети из кустов выскакивают с сумками и второпях собирают колоски. Охранники их не жалеют, добросовестно выполняют свою работу. Догоняют на лошадях детей, те, перепуганные, визжат, как мыши разбегаются, а они кнутом как огреют по спине одного, второго, третьего. Кровью умоются, день-два дома отлежатся, залижут раны и опять айда на поле. А посылают их родители, не понимающие, что это – общественная социалистическая собственность, на которую нельзя посягать.

Ничему не научил их даже случай с колхозницей Ганной Конюховой. Это произошло, когда еще не весь урожай был собран. Женщины повадились ночью ходить на поля и состригать колоски. Таких воровок прозвали «парикмахерами». Пошла и Ганна на ночь глядя на поле с сумкой и ножницами. Надеялась на удачу, но спелось не как хотелось. Поймали ее на горячем, положили на весы те колоски, а она целых пять килограммов общественного имущества успела заграбастать. Конечно же, пришлось доложить в район. Конюхова плакала и клялась, что больше не будет, но дело сделано. Ее повезли из села в районную милицию под конвоем сразу же, даже домой не пустили. Учитывая, что у нее дома осталось шесть душ детей и больная мать, приговорили ее к трем годам заключения.

Но даже этот случай ничего не изменил. Колхозники так и смотрят, что где плохо лежит, чтобы стащить. Бригадир, честный комсомолец Михаил Черножуков, собственными глазами видел, как на току Карп Синицкий насыпал в мешочек пшеницу и где-то в кустах спрятал, чтобы потом забрать домой. Михаил честно исполнил свой общественный долг – сразу же доложил председателю колхоза. Видно, за то время, пока бригадир отлучился, Карп успел тот мешочек кому-то из домашних передать, так как не нашли его в кустах. Привели Синицкого в правление колхоза. И не просто так привели. Семен Семенович, председатель сельсовета, и Михаил накинули вору на шею ремень и так вели, чтобы все видели. А Михаил еще и палкой бил по спине! Привели Карпа, начали допрос, а он отказывается. Не брал, мол, ничего, и все! Его и били, и бросали на пол, все напрасно. Ночь продержали в холодном подвале, но и на утро колхозник не сознался в краже. Пришлось перетянуть его поперек спины пару раз палкой и отпустить. Поплелся домой согнутый в три погибели, как побитая собака. Уверен, что и этот случай ничему не научит колхозников.

А тут еще головная боль – план хлебосдачи, который на грани срыва. Этого нельзя допустить! Павел Черножуков сдал зерно, выполнив план по налогу, а вот его брат Гордей заплатил налог зерном лишь наполовину. «Больше от меня ничего не получите!» – со злостью бросил он. Видите ли, у него двое детей! Да что, у него одного? Отобрали сенокос, но сам он бочарничает, а жена шьет, поэтому имеют достаток. Нужно к таким саботажникам принимать кардинальные меры, поскольку и сам не хочет платить налоги, и других подстрекает. Михаил все доложил, а не верить честному комсомольцу, преданному коммунистическим идеям, нет оснований.