Эми села в самом дальнем углу и, хотя в комнате былодовольно тепло, укутала плечи шалью.

Эванс вел себя любезно и внимательно — как сельский доктор,принимающий пациентку, которую лечил с самого детства. Он нравился Эми. Но естькое-что, чего он никогда не узнает, подумала она. Я могла бы набраться смелостии сказать ему, а он кивнул бы мне в ответ, но это вовсе не означало бы, что онмне поверил. Он знает лишь о том, что навсегда останется для меня человеком,застрелившим Морта, человеком, которому пришлось смотреть, как я рыдала нагруди у Морта, пока не приехала «скорая помощь» и пока один из санитаров несделал мне укол. Только после этого я позволила забрать тело. Но он никогда неузнает, что даже после этого по-прежнему нравится мне.

Он вызвал из соседнего кабинета женщину и попросил еепринести три большие чашки очень горячего чая. За окном был январь, стоялиморозы, дул сильный ветер. Неожиданно Эми захотелось оказаться сейчас в доме уозера Тэшмор. Она подумала о том, как сейчас выглядит само озеро: вода уженаверняка замерзла, и безумный ветер гоняет по льду бесконечные призрачные змейкиснежного порошка. Но тут же в ее сознании возникла смутная, но жуткаяассоциация: она увидела Морта, распростертого на полу, увидела пачку«Пэлл-Мэлл», скользящую по доскам, как фишка на игровом столе. Она поежилась,неожиданное желание оказаться в доме у озера Тэшмор исчезло без следа.

— С вами все в порядке, миссис Милнер? — спросил Эванс.

Она кивнула. Мрачно нахмурившись и поигрывая своей трубкой,Тед сказал:

— Моя жена, мистер Эванс, хочет услышать все, что вамизвестно о происшедшем. Сначала я пытался отговорить ее, но затем пришел кмысли, что так будет лучше. Ее все еще мучают по ночам кошмары, и…

— Разумеется, — сказал Эванс, не то чтобы полностьюигнорируя Теда, но обращаясь преимущественно к Эми. — Думаю, что пройдет это нескоро. Если честно, то меня самого мучают кошмары. Я никогда прежде не убивалчеловека. — Он помолчал, затем добавил:

— Мне повезло: не хватило года, чтобы попасть во Вьетнам.

Эми ответила ему улыбкой. Бледной, но все-таки улыбкой.

— Во время расследования она уже слышала все подробности, —продолжил Тед, — но хочет услышать все это снова, лично от вас, безформальностей.

— Я понимаю, — сказал Эванс и показал на трубку:

— Если хотите, можете курить.

Тед посмотрел на трубку и, будто смутившись, быстро опустилее в карман пиджака.

— Я пытаюсь бросить.

Эванс взглянул на Эми и спросил все тем же участливым, дажеслегка сладким тоном:

— Скажите, какой цели может послужить наша беседа? А еслиточнее, зачем вам понадобился этот разговор?

— Я не знаю, — тихо и спокойно ответила Эми. — Но три неделиназад мы поехали в дом на озере Тэшмор, чтобы навести там порядок — мывыставили этот дом на продажу, — и кое-что произошло. Точнее, произошло целыхдва события. — Она взглянула на своего мужа и снова улыбнулась бледной улыбкой.— Тед знает, что случилось нечто необычное, поскольку я позвонила вам иназначила эту встречу. Но он не знает, что именно произошло, и боюсь, сейчасмое поведение его очень раздражает. Наверное, он прав.

Тед Милнер не стал отрицать, что поведение Эми егораздражает. Он опустил руку в карман пиджака, чтобы достать трубку, нопередумал.

— Эти два события связаны с тем, что произошло в вашем домена озере в октябре?

— Не знаю, мистер Эванс… Я не знаю, что именно там произошло.Я бы хотела услышать, что известно вам?

— Что ж, — протянул Эванс, откидываясь на спинку стула иотпивая чай из чашки, — если вы пришли, надеясь получить исчерпывающие ответы,боюсь, вы будете глубоко разочарованы. Я могу рассказать вам про пожар. Что жекасается того, почему ваш муж сделал то, что он сделал.., вероятно, вам об этомизвестно гораздо больше, чем мне. Самое странное в этом пожаре было то, чтоначался он не в самом доме, а в пристроенном к нему кабинете мистера Рейни.Вероятно, эта акция была направлена конкретно против него, но его самого небыло в доме.

На пепелище, в том месте, где находился кабинет: мы нашликрупный осколок бутылки. Когда-то в ней было вино — шампанское, если точнее, —но нет никаких сомнений, что после этого в бутылку был залит бензин. На осколкеуцелела часть наклейки, и мы отправили по факсу ее копию в Нью-Йорк. Ееидентифицировали как «Мойе э Шандо» тысяча девятьсот восемьдесят какого-тогода. То, что эта бутылка, в которой был коктейль Молотова, именно из вашегобара, не было доказано безусловно, но, по всей вероятности, миссис Милнер, этобыло именно так. В своем списке вы указали, что дома было больше дюжины бутылок«Мойе э Шандо» восемьдесят третьего и восемьдесят четвертого годов.

Это привело нас к естественному хотя и несколько смеломупредположению, что дом подожгли вы или ваш бывший муж. Вы, миссис Милнер,говорили, что ушли и оставили дом незапертым…

— Это до сих пор мучает меня. Уходя ненадолго, я частозабывала запереть дверь. Я выросла в маленьком городке Бангор и так и неизбавилась от своих деревенских привычек. Морт часто… — Ее губы задрожали, иЭми замолчала на несколько секунд, сжав их так крепко, что они побелели, носнова взяла себя в руки и тихо договорила:

— Он часто ругал меня за это.

Тед взял ее за руку.

— Это, конечно, не имеет значения, — сказал Эванс. — Дажеесли бы вы заперли дом, у мистера Рейни все равно была бы возможностьпроникнуть туда, ведь у него все еще оставались ключи. Правильно?

— Да, — сказал Тед.

— Возможно, если бы вы заперли дверь, наше расследованиезакончилось бы быстрее, хотя и это вряд ли. Мы никак не можем избавиться отбюрократической текучки. На наших совещаниях рождается масса бесполезныхверсий. Одна из них заключалась в том, что поджигателем мог быть кто угодно.Ведь у нас были показания миссис Рейни — простите, миссис Милнер — о том, чтодом остался незапертым. Но когда мы стали рассуждать исходя из предположения,что бутылка, которую использовали для поджога, взята из бара этого же дома,круг подозреваемых сразу сузился.

— Потому что бар был заперт, — подсказал Тед. Эванс кивнул.

— Вы помните, миссис Милнер, как я спрашивал вас, у когонаходятся ключи от этой комнаты?

— Зовите меня Эми, ладно? Он кивнул.

— Вы помните, Эми?

— Да. Мы начали запирать этот бар три или четыре года назад,после того как у нас пропало несколько бутылок с красным столовым вином. Мортрешил, что виновата горничная. Мне не хотелось верить в это, потому что мне онанравилась, но я знала, что муж вполне мог оказаться прав. Вероятно, так оно ибыло. После этого мы начали запирать бар, чтобы ни для кого больше не былособлазна.