— Что-что? — переспросил Джим, шипя от боли.

— Подвал у нас глубокий? Она спрашивает, — пояснила тащившая его Лиза.

— Достаточно глубокий, — ответил Джим.

— Насколько глубокий?

— Я не помню.

— Ты даже не измерил?! — воскликнула Грейс.

— А я должен был тянуть рулетку по этой кривой лестнице?

— А какое это все имеет значение? — встряла Лиза. — Подвал-то все равно его.

Грейс сжала зубы так сильно, что почувствовала режущую боль в деснах. Как же хорошо, что почти в кромешной темноте никто не заметил этого.

— Поэтому-то я и спрашиваю, что подвал его! — прошипела Грейс и удивилась тому, как тихо прозвучал ее голос.

— Да не кипятись ты! — усмехнулся Джим. — Там такая дверь установлена, что он даже если бы у чего были читы, если бы он апгрейднул все свои навыки, не пробил бы.

— Да, босс, спокойно. Не сбежал же еще, значит, и не сбежит! — поддакнула Лиза.

— А мир, по-вашему, компьютерная игра? — спросила Грейс и зыркнула на них так, что даже в темноте они поняли, что лучше замолчать. — У вас босс один — вы сами. Тот, кто наверху, за вас сражается. А мы вниз спускаемся, — добавила она и продолжила спускаться. Все снова молчали.

Тишина уперлась в глухую железную дверь с огромным замком, какие вешали на амбары. Грейс пощупала поверхность, проверила каждый сантиметр, попадавшийся под пальцы. Абсолютно новый замок. Ни царапины, ни пылинки. Она помнила: такое наименование значилось в одном из чеков Джексона Брайта. И мысль эта совершенно сбила с толку.

— Вы часто спускались? — спросила Грейс.

— Нет, — в унисон ответили Лиза и Джим.

Грейс ожидала услышать еще и Сабрину, но та промолчала. Происходящее становилось все непонятнее.

— Наверху вас пыль не смущала, — пробубнила Грейс и с трудом вставила ключ в скважину. Повернула не сразу. В мгновениях созывания уверенности, кажется, прошла вечность. — Ладно, черт с вами.

Дверь открылась без скрипа. Тонкая полоска мутного света медленно выползла в узкий коридор. Пахнуло жарой. Грейс не сразу подняла глаза.

Сначала она увидела не до конца затянутый линолеумом залитый бетоном пол, по которому ветвились полосы трещин. Однотонные обои, поклеенные плохо, по утеплителю. Кое-где они отваливались, где-то пузырились. А потом глаза ударил тусклый, показавшийся ослепительным, свет.

Грейс подняла голову и увидела его.

Новые легкие кроссовки. Брюки из теплой и тонкой шерсти, добротные. Футболка или кофта, теплый кардиган. Неужели в комнате настолько холодно?

Грейс почувствовала жар.

Соломон Уайтхед сидел в старом кресле и читал книгу в слабом свете напольной лампы. Лицо. Оно такое же, каким Грейс и запомнила. Безликое на газетных вырезках, на фотографиях в сети, на всех объявлениях, во всех описаниях знакомых и свидетелей на многочисленных форумах, в реальности было совсем другим. Уайтхед совсем не выглядел обыкновенным почтальоном.

Грейс почувствовала, что кашель подходит к горлу. Дышать нечем, хочется выкашлять все органы, само горло, вывернуться. Но почему же в подвале так чисто?

Они все еще стояли в дверях. Уайтхед поднял голову и посмотрел на них, и в глазах, темных и больших, Грейс не смогла прочитать ничего.

Удивительно, что его узнавали знакомые и коллеги. Лицо, при всей своей особенности, не запоминалось. Оно безликое, как собранная в незамысловатую поделку глина.

Грейс закашлялась. Предательски склонила голову, зажала рот руками, чуть не уронила сумку и быстро, еле успев, перехватила. Пыль. Как же здесь много пыли.

— Вот мы и встретились, — тихо проговорила Грейс, когда смогла прийти в себя.

Широкие брови над темными и пустыми глазами охраняли длинный и чуть повернутый вбок нос. Короткие и когда-то густые волосы с начинавшей уже появляться проплешиной облепляли чуть вытянутый к верху череп. Щеки с маленькими болячками, оставшимися после юношества. Толстые губы, бесцветные и покрытые отрывающейся кожицей. Острый подбородок с пучком отросших до небольшой козлиной бородки, волос. Уайтхед напоминал ворона. Огромного, обратившегося в человека и сбросившего перья, ворона с толстой шеей, которую, казалось, нельзя обхватить двумя руками. Удивительно, как при таком обрюзгшем теле лицо оставалось чуть вытянутым и даже немного высушенным как чернослив.

Грейс долго смотрела на него, не вглядываясь, и чувствовала беспомощность.

— Мы знакомы? — тихо спросил Уайтхед.

Голос сиплый. Когда он успел простыть? Здесь же душно и жарко. Нет циркуляции воздуха. Нет сквозняков. Невозможно простыть.

— Мы… — начала было Грейс, но забылась на середине фразы.

Комната, которую занимал Уайтхед, Грейс посчитала слишком хорошо обставленной для пленника. Светло, тепло, нет ни единой дырки, откуда мог бы поступать сквозняк. Соломон Уайтхед молчал и смотрел на Грейс с интересом.

У Уайтхеда была кровать. Односпальная, застеленная не только бельем, но и пледом, пусть и плохеньким. У резного изголовья лежали две пышные подушки. Стол со стулом, стоявшие спиной к входу, относительно новые, на них не было даже потертостей. Торшер с веселым узором. Маленький запертый шкафчик, высотой не больше полуметра, все дверцы на месте. Можно хранить что угодно. На полу темно-коричневый ковер с узором из листьев и цветов по краю, даже не съеденный молью. У дальней стены виднелась дверь.

— Куда ведет эта дверь? — тихо спросила Грейс у стоявшей за спиной Лизы.

— В уборную, — ответил за нее Джим.

— В уборную?

— Ну не будет же он на ковер ходить! — прошипела Лиза.

Грейс почувствовала, как к груди что-то подступает.

— Он, конечно, не будет… — пробубнила она.

Ей становилось жарко.

— Мы знакомы, знакомы, — прошептала Грейс. — Даже не представляете, насколько хорошо.

Уайтхед улыбнулся уголками губ. Не неловко, скорее вымученно.

— С вами я не знаком. Если бы увидел когда-то, точно бы не забыл. Вы же такая красивая.

Грейс почувствовала, что ей нужно прислониться к чему-то боком, иначе упадет.

— Мы знакомы, — сказала Грейс и сделала маленький шаг к стене.

— Нет, не знакомы, — ответил Соломон, все еще улыбаясь, — вот с этими ребятами я знаком. А с вами — нет.

— Вы просто не понимаете, кто я, — сказала Грейс и чуть пододвинулась к стене. Метр вдруг превратился