Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Несмотря на соперничество, Бэрр и Гамильтон иногда работали вместе. Однажды честолюбивый, раздражительный Гамильтон настоял на том, чтобы Бэрр выступил до него. Бэрр безропотно согласился и ничтоже сумняшеся использовал все аргументы, которых ждал от Гамильтона. Тот пришел в ярость и в своей речи был краток и грубоват, что было ему несвойственно».
Вот вам факты, а мистер Дэвис просто-напросто их перечисляет, то и дело приклеивая банальности к восковому чучелу полковника. Только что я отослал ему рукопись с благодарственным письмом. Ладно, пора браться за работу всерьез: докопаться до истины, а если не удастся, то хоть извлечь пользу для себя.
Да, в рукописи Дэвиса есть одна важная деталь. Он воспроизводит письмо, написанное полковником Бэрром из поместья Ван Нессов в округе Колумбия. Текст письма (какому-то полковнику Клейпулу) не представляет интереса. Важны дата и место.
Дом Ван Нессов, где гостил Бэрр, всего в нескольких милях от Киндерхука, где 5 декабря 1782 года родился Мартин Ван Бюрен.
Письмо датировано 11 марта 1782 года (да-с, я отсчитал срок, на пальцах).
Последняя строчка загадочна: «Я развлекаюсь как могу в этом захолустье. Ты понимаешь, что я имею в виду».
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Леггет мне рассказал последний анекдот о Ван Бюрене. Один сенатор заключил пари с другим сенатором, что заставит Ван Бюрена публично себя скомпрометировать.
«Мэтт, — сказал сенатор, — говорят, солнце встает на востоке. А вы как думаете?» — «Я слыхал про это, сенатор, но сам я встаю после рассвета, и у меня нет своего мнения на этот счет».
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Мы с полковником Бэрром с детским восторгом наблюдали, как сносили целый квартал на Бродвее, точно напротив Парк-тиэтр. Мы были не одни. Казалось, полгорода пришло сюда посмотреть, как огромный железный шар, подвешенный к подъемному крану, проломил стену первого дома. Мистер Астор намеревается построить на этом месте отель, который затмит гостиницу «Сити». Ясно, ему это удастся. Ему всегда все удается.
— Потрясающе! — Полковник захлопал в ладоши, когда узкое на голландский манер здание рухнуло с глухим грохотом. Рассеялось громадное облако серой пыли, и публика начала расходиться.
Мы с полковником перешли на другую сторону и направились в городской сад. Нам надо было в контору, но полковнику работать не хотелось. И мы уселись на скамью под кустом сирени.
Бэрр умиротворенно посапывал, созерцая ухоженный парк.
— Раньше это называлось «Полями». — Он указал на возвышение, где стояла и ратуша. — А вот там была виселица. Но не просто виселица. О нет! Ньюйоркцы всегда любили экзотические удовольствия. Так вот, наша виселица была сконструирована в виде китайской пагоды. Да к тому же красивой. И сколько там несчастных перевешали! В первый год федеральной власти, когда Нью-Йорк был столицей, в день вешали по пять человек. Публика ликовала. Президент Вашингтон тоже не оставался равнодушным.
— Тогда было столько же убийц, как сейчас?
— Убийц? Да нет. В те дни мы вешали только взломщиков. Убийств тогда, пожалуй, не было совсем.
— Мне так хочется побольше расспросить про те времена.
— Ну конечно. — Бэрр рисовал тростью в пыли у своих ног солнце. Государственный герб мексиканской империи?
— Я начал читать книжку мистера Дэвиса.
— Про нее мне лучше не говори.
— Не буду.
— Верно, мне следует высказаться самому?
— Пожалуй, выбора у вас нет.
Полковник издал тихий стон.
— Ты знаешь, Чарли, я допустил большую ошибку. То есть из всех моих ошибок самая большая та, что я решил, будто человеку нельзя повредить ложью. Поэтому я никогда не опровергал клевету. Я просто полагал, что на свете достаточно порядочных людей, которые знают меня, и время все поставит на свои места. Но я ошибался. С друзьями расстаются, они умирают. А клевета никогда не умирает, никогда!
Бэрр проговорил это с удивлением. Я не заметил горечи в его словах.
— Когда была жива дочь, я делал все, чтобы обелить свое имя ради нее, ради внука. Но потом… — он снял шляпу, словно стоял над могилой, нет, над бездной морской, — долгие годы мне было все безразлично. И вдруг твой интерес… — Он взглянул на меня (наверняка все знает!) и улыбнулся. — Если хочешь, я даже рад пополнить твое образование, хотя предпочел бы любую другую тему, а не историю своей карьеры, несмотря на всю ее поучительность. Итак, мы будем беседовать, и, если тебя это забавляет, записывай все, что я скажу, стенографируй, твой лаконический стиль только украсит мой рассказ.
Кажется, я начал подгонять полковника, но время поджимает, а материала много. Леггет хочет, чтобы прояснилась связь полковника с Ван Бюреном, насколько это возможно для анонимного памфлета. Позже, уже под собственной фамилией, я напишу всю биографию, предвосхитив мистера Дэвиса. Планы эти увлекают меня, хотя Леггет полон дурных предчувствий.
— Ты благосклонен к Бэрру и по сей причине провалишься, ибо американский читатель терпеть не может неожиданностей. Он знает, что его страна — самая великая страна на земле, Вашингтон — самый великий из когда-либо живших людей, Бэрр — самый плохой, и иного не позволено. Стало быть, никаких фактов. Если хочешь завоевать внимание читателя, надо ему льстить. Разделять его предрассудки. Говорить ему о вещах, о которых он давно знает. И он оценит твою мудрость.
— Тогда объясни успех «Ивнинг пост». Вы каждый день нападаете на предрассудки собственных рекламодателей…
— И каждый день мы теряем рекламодателей из-за того, что Брайант называет моей свирепостью. И к тому же я рискую получить нож под ребро. Не обольщайся моим «успехом». Гляди в оба.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Нам с полковником понадобилось несколько дней, чтобы приспособиться к совместной работе. Он не привык к диктовке и отнюдь не полагается на память. «Я ведь юрист. А посему мне нужны доказательства — книги, письма, газеты, чтоб было от чего отталкиваться».
Сперва у нас мало что получалось. Полковнику не удавалось соединять отдельные эпизоды. Он все время отклонялся от темы. Но теперь (в середине мая) мы работаем хорошо и от серии анекдотов и всяких историй перешли к последовательному повествованию, поток его несет нас от года к году, и я уже не сомневаюсь, что раз я снял подробную карту леса, то непременно найду
