– Не надо меня в госпиталь, товарищ военврач, – не на шутку перепугался Бур. – Я лучше здесь отлежусь.

– В принципе не возражаю. Только за то время, пока вы отсутствовали, произошли некоторые события. В частности, пришёл приказ об отводе полка на доукомплектацию. Так что весь личный состав, нуждающийся в медицинском уходе и наблюдении, будет направлен в стационарные лечебные заведения. То есть санчасть нашего ШАП сворачивается и убывает к месту нового назначения. Я привёл достаточно оснований для того, чтобы вы, товарищ Смирнов, перестали противиться направлению в госпиталь?

– Я согласен, товарищ военврач… – обречённым голосом ответил стрелок. А потом охнул, когда фельдшер под руководством Бородулина обрабатывал какой-то мазью из баночки коричневого стекла синяки и ссадины.

К моменту, когда я закончил писать своё произведение под скромным названием «Рапорт», Устина Борисовича отправили в компанию к Колосову, Пятыгину и Якименко.

Вот что за напасть? Вторая эскадрилья плотно оккупировала наш «мини-госпиталь». Наверно, поэтому Храмов, которому они мешали своим шумом и смехом, спать предпочитал в личной землянко-палатке – «у себя», приходя только на обязательные процедуры.

Подбородок и щёку мне ничем мазать и бинтовать не стали. Бородулин только велел не трогать грязными пальцами и не мочить. Ссадины на локтях и коленках помазали лечебной массой из той же баночки. Мазь Вишневского? А потом было самое весёлое. Наш медик с фельдшером размотали плечо и начали осматривать ранку на предмет наличия в ней чего-то, что не заметил Кузьмич. Я пытался возразить, что пехотный медик всё сделал качественно, но меня убедили в необходимости контрольного осмотра. При этом выдали тряпочку и предложили зажать её зубами. Для каких целей – я узнал минутой позже. Как оказалось, это предосторожность, чтобы не орать и не материться. Осмотр проводился зондом. Это такая длиннющая тонкая проволока, которую суют в рану и ищут там осколки металла или обломки костей. В принципе можно терпеть, но в местную медицину надо срочно добавлять более продвинутые методы. Это ж садизм чистой воды! Средневековье какое-то дремучее. Ещё бы наркоз киянкой делали, как тогда!

Так что предписание «не мочить ожоги» я нарушил. Когда после проведения экзекуции, то есть осмотра, мне дали полотенце, вытираясь которым, я понял, что холодный пот у меня выступил не только на лбу, но и на всей роже, шее и спине. Это хорошо, что Бородулин не нашёл в ранке ничего постороннего. А то он уже подготовил инструменты для того, чтобы расширить дырочку во мне и достать из неё всё лишнее. В качестве поощрения была выдана мензурка спирта.

Жадина всё-таки наш товарищ военврач второго ранга. Кузьмич-то вон по сколько наливал. И вообще, чего экономить спиртягу, раз мы всё равно через пару дней покидаем это место?

Парни, которые составляли временное население полкового медицинского учреждения, сидели на краю опушки и принимали солнечные ванны. Кто-то покуривал, кто-то просто дремал. От лестного предложения остаться на пару дней – понаблюдаться я отказался, резонно решив, что в своей землянко-палатке теперь я остался в гордом одиночестве и никто мне не будет мешать своим храпом. Ребятам я пообещал зайти после ужина, а сам отправился на невесёлый разговор к командованию.

Разговор больше походил на допрос. В принципе все и так были уверены в моей личной невиновности в произошедшем. Но требовали уточнить отдельные моменты. Да, обстановка насторожила. Нет, кроме того, кто завёл нас в засаду, других голосов на радиоволне не слышали. Ракеты, которые показывали направление, были белые. Отличия от обычных наших ракет не обнаружили. ФАБы бросал при снижении со скольжением. Скорее всего, мимо. В зенитное орудие, замаскированное под куст, попал. Думаю, что после восьми РС и длинной очереди из бортового оружия его можно считать уничтоженным или, по крайней мере, выведенным из строя. Видел, как отходил в сторону на подбитой машине Сотник. Да, Павлова сбили первым же залпом. Вероятно, прямое попадание.

– Кто ещё вернулся или дал о себе знать? – вопрос мне дался с усилием. Кажется, ответ я уже вычислил.

Чернов глубоко вздохнул, а комиссар закурил. Храмов молча покачал забинтованной головой, посмотрел в сторону и снова задал вопрос о нашем последнем вылете. Гибель группы произвела на отцов-командиров гнетущее впечатление. Так «купиться» мог каждый. Внимательно посмотрев на наших майоров, я понял, что и они «примерили на себя» такую ситуёвину, и выводы были неутешительные. И Храмов, и Чернов не успели бы вычислить ловушку.

По поводу рапорта мне намекнули, что его надо переписать в том смысле, что парашюты у нас сгорели вместе с «шестёрочкой». А про самодельную амуницию можно было и не упоминать – она казённым имуществом не являлась.

Больше всего меня добило, что Гришка Сотник за сутки, прошедшие после этого проклятого вылета, не дал о себе знать. Полгода с парнем локоть в локоть, а тут… Ладно, не будем хоронить раньше времени. Сколько было случаев, когда ребята отыскивались чуть ли не месяц спустя. Всё равно на душе погано…

На следующий день меня ангажировали в штаб для помощи в оформлении документов, целую кипу которых надо срочно выпустить в связи с нашей передислокацией. А нечего было выпендриваться и показывать, что умеешь на машинке печатать.

На мой вопрос о переводе красноармейца Смирнова из БАО в ШАП Матвеич неопределённо ответил, что, мол, посмотрим. Потом, после всех разговоров и допросов, когда мы шли на ужин, я ещё раз «подкатил» к Храмову по этому же поводу.

– Ну, кем я его могу зачислить в полк? Должности воздушного стрелка у нас в штате нет.

– А если к особисту? В комендантский взвод?

– Ты там что, головой ударился при посадке? Даже и не подходи к нему с таким предложением.

– Так как же?

– Говорю же, подумаем. Завтра на него представление напишем. Медаль твой анархист заслужил. А дальше – видно будет.

Невесёлые у нас последнее время ужины-завтраки. Рацион стал скудноват, и больно много свободных мест появилось за столами. Кого-то отправили в тыл – в госпиталь (ходячие из нашей санчасти «заправлялись» вместе со всеми), а трём ребятам из первой эскадрильи даже дали по десять суток отпуска, не считая времени проезда. Сюда они уже не вернутся, поскольку получили предписания встретиться с полком в ЗАБе. Вот только, блин горелый, места пустуют больше по другой причине.

Ну, чего, Лёха Цаплин – Лёшка Журавлёв, подведём итоги трёх месяцев на фронте в должности командира звена штурмовой авиации? К реальным боевым действиям полк приступил в конце апреля – начале мая, когда окончательно просохло поле и стало возможным взлетать и садиться без риска поставить машину на нос. За это время сам сделал полтора десятка боевых вылетов. «Шестёрочку» так и не сберёг, несмотря на все старания техников, которые каждый раз восстанавливали разбитую машину как феникса из пепла. Как все – летал, бомбил, стрелял, пускал эрэсы. А вот насчёт толка… Однако сомнительно. Нет, конечно же, попадания во вражеские объекты были. Только результат несопоставим с затраченными средствами. Чтобы разбить какую-нибудь зенитную «точку» или «Опель», целую эскадрилью штурмовиков поднимать? Вагон всё же разнёс, помнится. Про вражеских солдат и сказать трудно – бегали, падали… А вот из-за попаданий или же оттого, что продукты жизнедеятельности, вышедшие от страха из их организма, мешали дальнейшему передвижению, – кто же разберёт.