В висках у Струмилина опять забили тяжелые молотки.

Почему Леший должен был отвезти Лиду именно домой? А еслиона живет где-нибудь у черта на рогах, в Сормове, или на Автозаводе, или наокраине Кузнечихи, а Рождественка с вокзалом практически рядом. И Лешийпритащил ее к себе – восстанавливать, так сказать, память. И эти расстегнутыештаны…

О, черт, черт, черт!

Повернуться, что ли, и уйти? На хрен ему все это? Негры,белые, Лешие…

– А к тебе в мастерскую нельзя войти? – презирая себя,хрипло спросил Струмилин. – Сроду не был ни в одной мастерской ни у одногохудожника. Картины поглядеть охота.

Леший поглядел на него вприщур, и Струмилин подумал, чтогангстер или не гангстер, но парень определенно не дурак.

«Да он меня насквозь видит!»

– Ну ладно, приглашаю, – медленно сказал Леший, все ещеощупывая его взглядом. – Только у тебя с нервами как? В порядке эти, которые невосстанавливаются?

«Он все понял. Он догадался, зачем я пришел. И Лида,конечно, у него. Он меня морально готовит…»

– В порядке.

– Тогда прошу.

И Леший двинулся по коридору широким, размашистым шагом, тои дело оглядываясь через плечо и откровенно ухмыляясь. На всякий случайСтрумилин сунул руки в карманы халата как можно глубже и поклялся себе держатьих там, что бы ни увидел.

Но увидеть то, что довелось, он был абсолютно не готов.

* * *

Джейсон оставил сумку в камере хранения аэропорта, но братьмашину не решился: Шереметьево-2 – притон воров и разбойников. На те суммы,какие здесь заламывают таксисты, приличный человек может жить несколько дней, ато и месяц. Правда, самому Джейсону никогда не приходилось жить напятьдесят-семьдесят долларов целый день, а тем паче месяц… Так или иначе, онсел в автолайн и без всяких проблем добрался до Речного вокзала. Оттуда наметро до Курского. И сразу направился к кассе – узнать насчет билетов доСеверолуцка.

Именно там, около знаменитых северолуцких Красных куполов,он должен нынче вечером встретиться со своим человеком, получить груз ирассчитаться. Вот именно – вечером! На закате, когда купола становятся краснымии десятки туристов спешат полюбоваться редкостным зрелищем. У Джейсона быловремя пошататься по Москве, но, вместо того чтобы провести эти часы в столицесвоей исторической родины, он опрометью бросился в заштатный городишко.

Он давно дал себе слово непременно узнать этот город какследует. Еще тогда, два года назад, когда получил известие, черной чертойперечеркнувшее все его радужные, счастливые планы, поставившее крест на самыхсветлых мечтах и мигом превратившее прежние «крупные неприятности» в нечтовторостепенное, а честно сказать, и вовсе малозначащее. Конечно, с тех порминуло два года, и много чего в жизни произошло, и притупилась несколькопрежняя тоска, однако Джейсон с необычайной силой вспомнил ощущение пустоты,овладевшее им, когда принесли телеграмму…

Главное дело, все черные тучи, сгустившиеся над его головой,как раз в это время начало немного разносить ветром той бурной деятельности,какую он развил. Тетушку определили в дорогую клинику, где ей уже на третийдень разрешили вставать, поскольку у нее не обширный инфаркт, а всего лишьмикро. Как выразился доктор,»с вашим сердцем, миссис Каслмейн, только призыбрать на беговой дорожке». Любезного кузена Айзека вывели из комы. Другой неменее дорогой кузен, Скотти, тоже вполне очухался и сообщил, что написал своепоганое признание в полном помрачении ума, а на самом деле он и рядом не стоялс тем смазливым юнцом, не то чтоб делать с ним что-то непотребное, и готовбороться за чистоту своего имени всеми доступными средствами его кузенаДжейсона. В общем, жизнь постепенно входила в колею, и Джейсон уже прикидывал,на какое число ему заказать билет в Россию, а также намеревался запроситькаталог от Савуйе, присмотреть элегантное – не вычурное, не помпезное, ни вкоем случае нет! – кольцо с бриллиантами и сапфиром (ей должен пойти сапфир, стакими-то глазами!), которое он сможет поднести Соне в честь их помолвки. И тутпринесли телеграмму.

Это было поздно вечером, Джейсон как раз вернулся домой иснимал усталость и дневное напряжение, гоняя взад-вперед в бассейне, когда набортике появился дворецкий с подносиком для писем, причем лицо он сделал такое,будто там лежит не желтоватый листок, а гремучая змея.

Джейсон подтянулся, вылез из воды и, накинув на себякупальный халат, взял листок. Развернул, прочел… и сразу, как оглушенный, пошелкуда-то, не видя куда… нога его скользнула на мокром кафеле, и Джейсонгрохнулся, едва не лишившись сознания. Он сломал ногу, и эта внезапная, резкаяболь почему-то не заглушила, а еще усилила ту, что он испытал, когда прочелтелеграмму:

«Глубоким прискорбием извещаю, что Софья ДмитриевнаБогданова скончалась 16 августа сего года. Аверьянов».

* * *

Леший привел гостя в просторное помещение с низким неровнымпотолком и четырьмя или пятью крошечными окошками в дальней стене. Благодаря ихколичеству в помещении было вполне светло. Сразу у входа стоял огромныйразлапистый диван, покрытый широкой полосой полиэтилена, а на нем лежалаобнаженная…

Особа вроде бы женского пола, судя по некоторымвыразительным деталям ее тела, однако присягу в этом Струмилин не дал бы,поскольку кожа у нее была не белая или какого-то определенного цвета, а где вцветочек, где в причудливых пятнышках, где в клетку, где покрыта веселымирожицами, птичками или бабочками. На ней буквально места живого не видно, ну авнизу живота, как раз там, где надо, широко ухмылялся большой, яркий рот.

При виде незнакомого человека, вдобавок в белом халате,особа сдвинула свои призывно разбросанные ноги (тоже многоцветные!), и ротсжался в обиженной гримасе.

– Спокойно, Светун, – с порога сказал Леший. – Это по делу.Иди пока прогуляйся, да постарайся ни к чему не прислоняться. Вид сзади язакончу потом.

Девушка вышла, с любопытством оглядев Струмилина, но непозаботясь набросить на себя ни малой тряпочки, а он краем глаза заметил, чтоединственное не раскрашенное место ее тела – тощенькие ягодицы, а вся прочаяспина также пестрела красками.