(4) Принеся в жертву захваченных у неприятеля волов и другой скот, они задали роскошный пир, возлежали на походных клинах1 и пили из роговых чаш, какие были в употреблении в той стране. (5) После возлияния и пения пэана первыми выступили фракийцы и стали плясать с оружием в руках под звуки флейт, причем они высоко и легко подпрыгивали и махали при этом кинжалами. В конце концов, один из них поразил другого, и всем показалось, что тот убит: он упал с большим искусством. Пафлагонцы подняли крик. (6) Победитель снял оружие с побежденного и удалился, распевая «ситалку»2, а другие фракийцы вынесли павшего замертво; на самом же деле он нисколько не пострадал. (7) После этого выступили энианы и магнеты3 и стали плясать так называемый карпейский вооруженный танец4. (8) Танец этот заключается в том, что один из пляшущих кладет около себя оружие и затем начинает сеять и пахать, все время оглядываясь, будто он чего-то опасается. А между тем подкрадывается разбойник. Заметив его, первый хватается за оружие, идет ему навстречу и сражается с ним из-за волов. Они исполняли это в такт под звуки флейты. В конце концов разбойник связал пахаря и увел его вместе с волами; иногда же пахарь связывает разбойника, и в таком случае он впрягает последнего вместе с волами и погоняет его, связав ему руки на спине. (9) Затем выступил мисиец с плетеным щитом в каждой руке и стал плясать, то изображая битву с двумя противниками, то действуя обоими щитами против одного врага; он кружился и прыгал со щитами в руках, и зрелище это было очень красиво. (10) Под конец он плясал персидский танец, ударяя щитами друг о друга, приседая и вновь поднимаясь5, и все это он выполнял в такт под звуки флейты. (11) После него выступили мантинейцы и другие аркадяне в прекрасном вооружении. Они шествовали в такт военного марша под звуки флейты, пели пэан и танцевали, как это делается на священных просодах6. Зрители-пафлагонцы очень удивлялись тому, что все эти танцы исполняются с оружием в руках. (12) Тогда мисиец, заметив их удивление, t согласия одного аркадянина, у которого была танцовщица, привел ее, одев как можно лучше и дав ей легкий щит. Она прекрасно протанцевала танец «пиррихий»7. (13) Тут раздались громкие рукоплескания, и пафлагонцы спросили, уж не сражаются ли у эллинов вместе с мужчинами и женщины. Эллины ответили, что вот эти самые женщины и прогнали царя из лагеря. Так закончилась эта ночь.

(14) На следующий день стратеги привели послов к войску, и солдаты постановили не причинять друг другу зла. Затем послы удалились. А эллины, видя, что судов как будто достаточно, взошли на корабли и плыли в течение целого дня и одной ночи при попутном ветре, имея Пафлагонию по левую руку. (15) На следующий день они прибыли в Синопу и бросили якорь в Армене Синопской. Синопцы живут в стране пафлагонцев, а сами они милетские колонисты. Они послали эллинам подарки в знак гостеприимства: 3000 медимнов ячменя и 1500 керамий вина8.

(16) Сюда же прибыл и Хирисоф с триэрами. Солдаты предполагали, что он привезет им что-нибудь с собой, но он ничего не привез, а только объявил, что наварх Анаксибий и другие хвалят их и Анаксибий обещает им плату, когда они покинут Понт. (17) В Армене солдаты пробыли пять дней.

Так как они знали, что Эллада теперь близка, то им больше чем когда бы то ни было захотелось вернуться домой не с пустыми руками. (18) И потому они пришли к мысли выбрать одного вождя, полагая, что единый вождь сумеет с лучшими результатами управлять войском и в дневных и в ночных боях, чем это возможно при наличии многовластья; при таких условиях скорее можно соблюсти тайну, если в этом встретится необходимость; а если понадобится действовать быстро, то вождь не станет медлить из-за совещаний с другими начальниками и выполняться будет приказ одного лица. А в прежнее время стратеги всегда действовали по решению, принятому большинством голосов.

(19) Рассудив таким образом, они обратились к Ксенофонту. Лохаги пришли к нему, изложили мнение войска, и каждый из них выказывал ему свое расположение и убеждал принять власть. (20) А Ксенофонт, с одной стороны, был не прочь принять командование, полагая, что тем самым он добьется большего почета среди друзей, имя его получит больше блеска в его родном городе и, может быть, ему удастся принести какую-нибудь пользу войску. (21) Подобные соображения побуждали его стремиться к единоличной власти. Но, с другой стороны, когда он размышлял о будущем, таящем в себе неизвестность, и о проистекающей отсюда опасности потерять уже заслуженную славу, он начинал колебаться.

(22) Оставаясь таким образом в нерешительности, он счел за лучшее снестись с богами. Приведя к алтарю двух жертвенных животных, он принес жертву Зевсу-Царю, который еще в Дельфах был указан ему в качестве руководителя. Он считал, что тот сон, который он видел, когда начал принимать участие в совместных заботах о войске, был послан ему этим богом,

(23) и затем он вспомнил, как при его выезде из Эфеса, с целью представиться Киру, по правую руку от него закричал орел9, сидевший на месте, по поводу чего сопровождавший его прорицатель сказал, что это великое, а не простое знамение, так как оно предсказывает славу, но в то же время и тяжелые труды: ведь птицы чаще всего нападают на орла, когда тот сидит; в то же время это знамение не обещает богатства, так как орел по большей части находит себе пищу на лету.

(24) Итак, когда Ксенофонт принес жертвы, размышляя обо всем этом, бог ясно указал ему не добиваться этой власти и, даже если его выберут, не принимать избрания. Так оно и вышло.

(25) А войско тем временем собралось, и все говорили о необходимости выбрать одного начальника. Вынесли постановление, и тогда стали выдвигать кандидатуру Ксенофонта. А когда тот увидел, что его непременно выберут, если кто-нибудь поставит это на голосование, он выступил и сказал следующее:

(26) «Воины, так как я человек, то меня радует ваше ко мне доброе отношение; я благодарю вас и молюсь о том, чтобы боги позволили мне сделать для вас что-либо полезное. Однако выбор меня начальником при наличии лакедемонянина10, по моему мнению, не послужит вам на пользу, потому что вам трудно будет