на мебели, Кукловод был кем-то явно не меньше лин-барона. По столбикам кровати вился узор из виноградных листьев, а на балдахине я заметила переплетающуюся надпись и, всмотревшись, прочла: «Thaalenthe sin laeh celebenth», «Благословен будь сон твой».

Эльфы часто пишут такие фразы на мебели. Мама рассказывала, что у ее родителей даже в уборной были похожие надписи – с поправкой на место, разумеется.

Кукловод провел ладонями по лицу, выбрался из кровати и, подойдя к камину, бросил в него огненный шарик, оживляя пламя. Постоял, не понимая, что с ним происходит, прошел к зеркалу. Да, это действительно был эльф, и я никогда с ним прежде не встречалась. Молодой, три сотни лет, не больше, с печатью самоуверенности на угрюмом бледном лице, светловолосый – при этом темные брови и карие глаза, примесь чужой крови. Кто-то из его предков был человеком.

Итак, у нас эльф из благородного сословия, лин-барон или даже малый князь. Очень могущественный маг – сейчас меня даже начало знобить от того количества сил, которые плескались в нем. С предком-человеком – а это значит, что он, при всех его силах и деньгах, тратит очень много времени на то, чтобы доказать: он может стоять вровень с остальными дворянами Благословенного края. Но сейчас он не там: судя по зеркалу, оно было изготовлено в мастерской Фаруччи, а ни один эльф не привезет на родину людские поделки, это стыдно.

Кукловод вздохнул. Щелкнул пальцами по маленькой серебряной шкатулке, которая стояла на подзеркальнике, и пошел обратно в кровать. Пожалуй, пора была и мне погасить заклинания и отступить.

Когда заклинания рассеялись, я какое-то время сидела молча, глядя в дождливый мрак за окном.

Надо было обо всем рассказать Аврелию и Хотсу. Почему-то сейчас, когда мы разделились, я чувствовала, что между мной и Кукловодом было еще что-то. Очень сильное и важное.

Оставалось понять, что именно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

10.3

Виктор

Проснувшись, я обнаружил пустую постель. Глория ушла, а я так крепко спал, что даже не заметил ее ухода.

И вот как теперь с этим быть? Что я сделал не так?

Вздохнув, я умылся, переоделся и, выйдя из комнаты, побрел на кухню. Оттуда веяло сытным и тонким ароматом завтрака и, войдя, я увидел домовых, которые мыли посуду и прибирались.

- Господин Виктор! – воскликнул один из них, увидев меня. – Добрая госпожа Глория оставила вам завтрак!

- А где она? – спросил я, подойдя к столу и подняв крышку с блюда. Бутерброды с авокадо и рыбой – значит, не так уж сильно я провинился неизвестно в чем, если Глория приготовила мне завтрак. Домовой подошел с кофейником и ответил:

- Убежала к господину Аврелию! Сказала передать вам, что все в порядке, но она, кажется, кое-что поняла.

Значит, к господину Аврелию. Конечно, без него ведь ни одна дрянь не обходится. Вроде бы у нас с Глорией все хорошо, мы стали супругами не на бумаге, а на деле, и вот с утра этот хмырь из зеркала снова маячит своей физиономией, провалиться бы ему совсем. Я отпил кофе и заметил, что у меня так и чешутся кулаки. Немудрено, в общем-то, если после ночи любви твоя законная жена убегает к другому. Да, у меня было достаточно ума, чтобы понимать: тут ни к чему ревновать, просто случилось что-то важное, и Глория поспешила рассказать об этом.

Но меня-то ведь можно было разбудить!

Я угрюмо позавтракал – да, еда была выше всяких похвал, кто бы спорил – выпил кофе и подумал: нет, я за ней не побегу, это точно. Незачем выставлять себя дураком. Свое отношение и чувства надо показывать делами, вот я и сделаю такое дело.

- Ну что, бойцы? – спросил я. – Готовы к работе?

Домовые выкатились ко мне тремя меховыми шарами и ответили:

- Да, господин Виктор!

Вот и чудесно.

И мы отправились в ресторан. Ремонт в моем кабинете был в разгаре, так что я сел за кухонный стол и провел два часа за написанием статей: редактор наверняка уже изгрыз все руки в нетерпении. Запечатав конверты, я послал одного из домовых на почту и сказал себе: сделаю все, что в моих силах, и пусть получится хорошо.

Ровно в девять притащились мои работники и, позевывая, взялись за дело. В половине десятого пришла Герда: принесла мне первые скатерти, салфетки и полотенца. Я придирчиво осмотрел предложенное и, кажется, заставил швею вспотеть от волнения, а потом вынес вердикт:

- Не во всяком хорошем столичном ресторане такие скатерти, госпожа Герда! Вы просто волшебница!

Швея вздохнула с облегчением, заулыбалась и сказала:

- Ох, вы бы знали, как я волновалась! Одно дело нашему бургомистру угодить, он дальше Чернилищ не выезжал. Ему если чисто, то уже хорошо, а если с бантиками, то уже и модно. И совсем иное – порадовать столичного господина, который знает толк в обращении! Совсем забыла спросить: а фартуки для поваров и официантов?

Я с улыбкой кивнул и добавил, подкрепив нашу дружбу серебряной монетой:

- Разумеется, госпожа Герда. Надеюсь, вы не откажетесь шить все это регулярно.

Швея осталась довольна и уже у выхода обернулась и сообщила:

- Я сегодня видела вашу супругу. Идеальная фигура, идеальный размер, пальто будет готово через неделю. Такой сюрприз, дорогой мой! Она будет счастлива, обещаю вам.

- Это хорошо, - одобрительно кивнул я. – И где же вы ее видели?

Герда махнула рукой, отгоняя нечистого, и я сразу понял, где и с кем.

- Она шла в магазинчик вместе с Аврелием. Боги, простите меня, если я лгу, то не со зла, а от страха, но он мне не нравится. Лучше бы и дальше сидел в своем зеркале.

- И чем же он вам не нравится? – осведомился я.

 Швея поджала губы.

- Видите ли, как получается, мой дорогой: все мы люди и все мы не без греха. Но когда грешишь, то надо каяться и уж точно не показывать грехи на людях! А увиваться за замужней дамой – это ни раза, ни полраза не добродетель, а он увивается, или я не знаю ни жизни, ни мужчин!

Я лишь кивнул, хотя мне хотелось разбить что-нибудь, желательно о голову Аврелия. Увивается он – а мне теперь думай, что сказать на такие новости, чтобы не выглядеть ни ревнивцем, ни дураком.

На мое счастье в зале что-то упало, и один из рабочих заохал. Торопливо распрощавшись со швеей, я