Гвоздь помотал головой, прогоняя сон:

– Отлично, отлично… новое время… Катя, посмотри, у меня в кармане штанов должен лежать ключик от этой штуки… Давай же, посмотри.

Она широко, даже слишком широко улыбнулась и залепетала:

– Ты не хочешь нас поздравить с победой? Ведь это и твоя победа, милый Гвоздь…

– Да, конечно, поздравляю от всей души… Ты только посмотри насчет ключа.

Катя поняла: дольше тянуть невозможно. Настало время генералу объясниться с мастером.

– Боюсь, ключик сейчас у Дани.

– Так позови его. Мне ужасно неудобно валяться тут… так… да еще голышом.

– Он куда-то отошел, сейчас я посмотрю.

В этот момент сонный взгляд Гвоздя остановился на спинке кровати, оснащенной тряпьем аж по самое не могу. Остановился и сфокусировался.

– Стой! – крикнул он, в спину выпорхнувшей было, Кате. – Стой… Это то, что я думаю?

Она молча кивнула.

Катя стояла в неудобной позе и боялась шелохнуться. Вот-вот разразится буря, шторм, настоящая катастрофа. Ей надо быть в другом месте. Она чувствовала нестерпимый стыд за свое участие в этом деле. Одно или два мгновения Кате больше всего на свете хотелось провалиться под землю. И вдруг она успокоилась. Да, стыдно. Да, страшно. Но никуда не денешься. На железной койке, обезображенной совместными с Даней трудами, сейчас лежит ее работа, и отступать некуда.

Катя бросила на Гвоздя взгляд, исполненный смирения древнего и почти позабытого в мире, выскочившем из сустава. Глядя на нее, мастер понял все.

– У меня две просьбы, Катя. Дай мне покурить, а потом выйди, пожалуйста, минут на пять. Мне надо подумать. Извини, просто мне надо подумать в одиночестве, и ничего сверх того. А потом позови генерала, если тебе не трудно.

– Ты же не куришь…

– Три года. Раньше курил, а дурные привычки, Катерина, они такие неотвязчивые!

Ей нравилось, когда кто-нибудь называл ее Катериной. Чаще всего так обращался к ней Гвоздь… Она свернула самокрутку, щедро сыпанув табаку, живо нашла в кухонном хозяйстве Гвоздя спички и пустила дымок. Самокрутка перешла к хозяину убежища.

Катя покинула его.

Гвоздь лежал и глядел в потолок, привыкая к мысли, что все серьезно. Он пытался найти выход из мышеловки, но ему сегодня не думалось. В последнее время ему вообще не думалось. Особенно на голяк… Но ведь, по большому счету, он легко может взять себя в руки: раньше же получалось! Нынче, конечно, полоса несколько затянулась, но надо просто взять себя в руки, проявить минимум воли. Разве он не способен справиться с мелкими неприятностями? И тут на мгновение откуда-то из глубины высунулась харя и подсказала суть дела: «Да тебе просто надо удрать от них. И опять все будет хорошо. Усек? Ищи способ удрать». Харя пропала. Реникса какая в голову лезет! Устал, до чего же он устал, давно надо было расслабиться, дать себе отдых… впрочем, кажется, он давал себе отдых… Какая-то смешная дурь отвлекала его от серьезных мыслей, и Гвоздь никак не мог сосредоточиться. А для поединка с Даней нужно полное сосредоточение, Даня – серьезный комбатант.

Как ни старался Гвоздь, он ничего не смог придумать, помимо самого простого способа: «Пройти через испытание. День? Два? Ну, три… Ох, три дня… Да нет же, я справлюсь! Тяжело… Надо проявить терпение. Как будто все в порядке. А потом, чуть только они зазеваются… потом – деру. Все бросить, и деру! Только так. А разве у меня не все в порядке, разве мне надо притворяться? Разве мне надо терпеть? Нечего терпеть-то. Вот и…»

В комнату вошел Даня.

«Только терпение. Иначе мне не вырваться…»

– Извини, старик. Ты сам просил когда-то, – начал без предисловий генерал.

«Дела обстоят хуже, чем я думал. Он считает меня больным идиотом».

– Послушай, Даня… Я просил, и я подтверждаю свою просьбу.

У генерала в глазах – по килотонне удивления. Гвоздь понял, что нашел верный тон, и решил его в дальнейшем придерживаться.

– Так вот, Даня, наверное, я дал тебе повод заподозрить во мне зависимость от наркотиков…

Даня усмехнулся.

«Каких кренделей я тут навытворял? Кажется, ничего особенного не было…»

– И ты прав, поступая со мной таким образом. Но я не уверен в правильности диагноза. Посмотри на меня, похож ли я на доходягу? Ведь я пребываю в неплохой физической форме…

Генерал посмотрел на него. Перед ним лежал скелет, едва обтянутый кожей, лицо – черное вены на ногах – все в фиолетовых пятнах, зрачки по сковородке, запах немытой скотины сбивает с ног от самого порога.

По тому, как дернулось лицо генерала, Гвоздь понял: ошибочка. Не с той стороны зашел. Хотя, по идее, чем это он производит столь неблагоприятное впечатление? Малость похудел, так для здоровья одна польза.

– Давай заключим маленькое пари, Даня.

– Какое, Гвоздь?

– Ты продержишь меня сутки, двое… сколько хочешь в подобном положении, хотя оно для меня и обременительно. Убедившись в полном отсутствии зависимости, ты освободишь меня. И когда-нибудь… когда такого рода действия понадобятся на самом деле, ты проделаешь все в полном соответствии с нашим уговором.

Гвоздь с тревогой почувствовал, до чего же сложно ему сдерживаться. Какая-то черная слепая гадина перла изнутри, она требовала заорать в лицо этому подонку: «Ты у меня в доме, щенок, дерьмо! А ну, отпусти меня, на кой ляд я тебя только выкормил, змееныша! Живо!» С гадиной было очень трудно справиться. Гвоздь едва унимал нервную дрожь в пальцах.

– А если ты запросишь дозняк хотя бы раз за весь срок пари, тогда как поступим?

– Значит, ты был прав, и я в полном твоем распоряжении.

Даня поднялся со стула:

– Отлично. Договорились. Неделя.

– Что… неделя?

– Ты отлично все понял, старик. Срок пари – неделя.

Гвоздь готов был разорваться от бешенства. Неделя! Да он за неделю тут совсем… Впрочем, что он тут за неделю? Да ничего. Нонсенс. Отлично переживет.

– По рукам, Даня.

Генерал колебался. Он хотел уйти и, одновременно, не менее того, желал поговорить по душам. Заранее знал, какой выйдет фальшивый и ядовитый разговор, но перебороть себя не смог:

– Гвоздяра… Выдержишь неделю, так я тебя, барбоса, на руках носить стану. И Прялку тебе, и чего покрупнее… даром. Ты только выдержи, я очень тебя прошу.

Повернулся и ушел. С-сволочь. Змееныш. Ненавижу.

Весь день Гвоздь был мил, тих, спокоен. Улыбался. Заводил умные разговоры то с Катей, то с Тэйки. Есть Гвоздю не хотелось совершенно. Генерал почему-то не подходил к нему. О пари Даня своей команде рассказал.