– Чтобы не пришлось каяться, постарайся больше мне не грубить. Я этого не люблю. – Жирная физиономия Салеха посерьезнела, но опущенные углы губ по-прежнему демонстрировали презрение и привычное самодовольство. – Теперь по существу… Повода для беспокойства быть не должно: дело твое мы увеличим раз в десять–пятнадцать, так что двадцать процентов от соответствующего оборота не только покроют твой нынешний доход, но и значительно его превысят. Ну и, разумеется, никаких шалостей на границе: мне рейды израильтян здесь не нужны. Зачем нарушать спокойствие, когда можно тихо делать свое дело? А эти обстрелы, которые подобные тебе патриоты навлекают на нас, – он наклонил голову, будто задумавшись, но быстро встрепенулся. – Кому они вообще нужны? И скажи спасибо, что я хоть что-то предлагаю. Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю. – Словно предваряя важное заявление, он обвел глазами гостиную и продолжил, уже отчетливее и громче:

– Слава идет впереди тебя. Говорят, ты настоящий боец и командир. Не стану скрывать, мне нужен человек, который может организовать на месте бизнес с размахом. А размах у нас о-о-о-чень большой, можешь не сомневаться.

После еще одной эффектной паузы он бросил небрежно и как бы невзначай:

– Ну а не согласишься, что ж… – короткие жирные пальцы прошлись по головке шестилетнего сына Ибрагима, – сам знаешь, бизнес есть бизнес.

Уже после первых слов этого выродка стало ясно, что бескровного выхода из создавшегося положения лучше не искать. Ни к чему терять драгоценные секунды попусту. Согласие на унизительное предложение означает добровольное принятие рабства под патронажем Салеха и жизнь в постоянном страхе от угрозы смерти. Не согласиться – потерять семью, после чего самому пройти ад пыток и получить пулю в лоб. Отчаянное решение – единственно возможное в подобной ситуации – уже созрело, оставалось только сделать первый шаг. Гнусное прикосновение жирных отвратительных пальцев к его ребенку стало последней каплей, переполнившей терпение: три первые пули, вылетевшие из его пистолета, уничтожили жену и детей. Расчет оказался верным: гориллы Салеха, имевшие достаточно времени на ответную реакцию, от неожиданности оказались в замешательстве.

Сомнение в экстремальной ситуации часто оказывается непозволительной роскошью в жизни бойца, и следующие три пули уложили одного за другим опешивших охранников.

Стоявший рядом с боссом верзила успел выстрелить, раненый в левое плечо Али громко вскрикнул. Седьмая пуля вонзилась в лоб верзилы. На мгновение он застыл с удивленным лицом, а потом с грохотом рухнул, увлекая за собой домашнюю утварь. В стволе пистолета, направленного на ошалевшего Салеха, оставался один патрон.

– Смотри, сволочь, что ты наделал, – глаза Ибрагима пылали безумным огнем, однако голос не выдавал никаких эмоций. – Не дрожи, сейчас я тебя не трону – это была бы слишком легкая смерть для такой твари, как ты. Можно сказать, подарок. Но не надейся, что ты его не получишь.

Вжавшийся в кресло Салех с трудом разбирал слова Ибрагима, не понимая их смысла до конца. Челюсть отвисла, на лице застыл ужас.

– С этой минуты, – продолжал Ибрагим, – ты будешь жить с неотступной мыслью, что я рядом, в любую секунду могу появиться и сделать с твоим поганым телом то, чего достойна только свинья. Ты не найдешь покоя ни в туалете, ни в ванной, ни в постели проститутки. Ты станешь бояться собственной тени, потому что всегда и во всем тебе будет мерещиться мое присутствие. Придет время, и я действительно предстану пред тобой. И ты умрешь в таких муках, что пожалеешь о том дне, когда родился. Но чем больше ты будешь умолять меня о смерти, тем страшнее будут твои мучения.

Последние слова Ибрагима прозвучали одновременно с плавными, осторожными шагами спиной вперед к выходу из комнаты. Не дойдя до двери, он умелым движением сломал Али шею, взглянул на обмякшее тело и по-кошачьи легко выпрыгнул из окна на улицу.

Стряхнув с себя оцепенение, Салех вызвал по телефону подмогу. По его приказу приехавшие боевики привезли опытного следопыта, который потратил немало усилий, но обнаружить следы исчезнувшего Ибрагима так и не сумел. Не на шутку рассвирепевший Салех приказал поджечь дом вместе с телами погибших.

Контроль по переправке наркотиков из порта Цидон перешел в руки нового босса, и большинство из работавших на Ибрагима людей явились к нему с почтительным поклоном. Относительно слабых он тут приказал пустить в расход, а остальные, как и следовало ожидать, служили новому хозяину исправно, не нарушая установленных порядков.

Из досье следовало, что в течение нескольких месяцев после случившегося Ибрагим несколько раз появлялся, убивая самых близких помощников Салеха. Но потом исчез, и с тех пор никто более о нем ничего не слышал.

Я просмотрел другие бумаги, находившиеся в файле. Из них следовало, что Ибрагим Хушба покинул Ливан и перебрался в район трех границ в Латинской Америке, где под чужим именем стал заниматься сбором средств для Хезболлы и переправлять их в Ливан. В папке лежала также копия соглашения между Ибрагимом и шейхом Абдуллой – командиром южной части военного крыла Хезболлы, где он обязывался провести пять лет в районе трех границ и мобилизовать каждого проживающего там шиита на действия в пользу организации. После этого ему полагались почетное возвращение и командный пост в одном из воинских подразделений. Кроме того, шейх обещал приложить усилия для поимки Салеха Нашеми и организовать религиозный суд над ним. Поскольку тот был сунитом, то даже и без учета расправы с семьей Ибрагима находился «на прицеле».

Похоже, время, отведенное Ибрагиму для работы в районе трех границ, истекало, и вскоре ему нужно было возвращаться на родину.

Я с трудом оторвался от папки: пора переходить к стеллажу с другими материалами, иначе не успею выполнить задание старика. Первые два досье убедили меня в осведомленности странной организации Альвенслебена в текущих делах на границах с Израилем, но пока никаких «исторических тайн» я для себя не открыл.

Поскольку тема насилия меня несколько утомила, я начал просматривать часть архива, относящуюся к научным исследованиям, но и тут обнаружил документы времен нацистской Германии. Целая полка посвящалась «Анэнербе» – организации, образованной в рамках СС и первоначально призванной находить и изучать исторические факты о превосходстве немецкой нации. В нацистской Германии организация была очень влиятельной и могла привлекать к работе практически любого ученого, что руководство «Анэнербе» и делало. Но эту папку я отложил в сторону – на нее у меня еще будет время.

На следующем стеллаже я обнаружил документы, относящиеся к очень известным именам. Помня, что Альвенслебен говорил о Сталине, я начал читать с первой страницы.

Иосиф Виссарионович считался сыном сапожника Джугашвили. Но отец его не просто сапожничал, а имел лавку, где работало еще десять человек. Надо же – миф об «отце народов» как представителе рабочего класса сразу развеялся. Сталин происходил из семьи частного собственника! Отец не любил сына, поскольку не считал его своим. И справедливо: в папке лежало несколько бумаг, подтверждавших, что настоящий отец вождя – владелец виноградников Яков Эгнаташвили, у которого работала мать Сталина. И вообще, согласно собранным в деле документам, по национальности Сталин был осетином. Отец Сталина, вернее, Джугашвили, был человеком не идеальным, часто напивался и избивал сына, причем очень сильно. Нелегкое детство воспитало в ребенке серьезный, критичный, впоследствии ставший жестоким характер. Отец умер рано, чем вызвал у мальчика если не восторг, то облегчение.