Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Артемида и ее прислужницы отправились в Теокрополь — град богов. Зевс созвал всю свою родню на совет олимпийцев, и это означало, что хотя бы несколько часов Ашерон может побыть в одиночестве.
Но даже это его не радовало.
Его беспокоило испытание Зарека. Эш чувствовал: что-то идет не так. Но не мог выяснить, что происходит, не используя свои сверхъестественные силы. А это повлекло бы за собой гнев Артемиды. Пусть только на него — это он бы стерпел; но не хотел подставлять под удар разгневанной богини ни Зарека, ни Астрид.
Так что оставалось мучиться неизвестностью.
«Акри, можно мне сойти с твоего плеча и немножко погулять?»
Это была Сими, и, как всегда, услышав ее нежный голосок, Ашерон немного успокоился.
Сейчас, будучи частью Ашерона, юная демонесса ничего не видела и не слышала — вплоть до того момента, когда он назовет ее по имени и прикажет действовать. Она не могла даже читать его мысли.
Но чувства различала. Эта способность позволяла ей догадаться, что он в опасности, — и, если в ней возникнет нужда, броситься на его защиту, не дожидаясь приказа.
— Да, Сими. Прими человеческий облик.
Демонесса соскользнула с плеча Ашерона и явилась перед ним. Сегодня белокурые волосы ее были заплетены в косу, крылья отливали серебристой сталью, а глаза — цветом грозового неба.
— Акри, почему ты грустишь?
— Я не грущу, Сими.
— Ну я же вижу! У тебя болит вот тут, где сердце. Как у Сими, когда Сими плачет.
— Я никогда не плачу, Сими.
— Знаю.
Она села рядом и положила голову ему на плечо. Один из ее черных рожков царапнул ему щеку, но Ашерон этого не заметил. Сими обняла своего хозяина и крепко прижалась к нему.
Прикрыв глаза, Ашерон прижал ее к себе, накрыл детскую головку огромной ладонью. На сердце у него стало чуть полегче. Только Сими умела успокаивать его измученную душу — должно быть, потому, что она одна прикасалась к нему без страсти, без чувственности, без скрытых желаний и притязаний.
Невинно, по-детски. Как маленькая девочка обнимает отца или старшего брата.
Для него это было счастьем.
— А можно, я все-таки съем эту рыжую богиню?
Ашерон улыбнулся. Сколько раз уже он слышал этот вопрос — и отвечал всегда одинаково:
— Нет, Сими, нельзя.
Сими вздернула голову и показала ему язык. Затем соскользнула вниз, чтобы он покачал ее на ноге.
— Ну почему? Мне так хочется ее съесть! Она такая противная!
— Боги все такие.
— Ну, нет, не все. Только некоторые. Вот атлантийские боги мне нравились. Они были такие хорошие! Почти все. Вот, например, Ар- хон… ты когда-нибудь встречался с Архоном?
— Нет.
— Хотя, честно говоря, он иногда тоже бывал довольно противным. Он был очень высокий, как ты, даже выше, и волосы тоже светлые, как у тебя. И красивый. Хотя ты еще красивее. Ты красивее всех, даже богов. Других таких нет. Хотя… — Она запнулась, вспомнив о его брате-близнеце. — Нет, есть еще один. Но он, хоть и похож на тебя, на самом деле гораздо, гораздо хуже! Он знает об этом и тебе завидует, правда?
Эш улыбнулся еще шире.
Сими задумалась, отыскивая потерянную мысль.
— О чем я говорила? Ага, теперь вспомнила. Вот ты всех любишь, а Архон не очень-то всех любил. Он часто делал так же, как ты, когда по-настоящему рассердишься, — вот знаешь, когда ты взлетаешь и все вокруг тоже взлетает в воздух, горит, звенит, так что прямо ужас? Ну вот. Он тоже часто так делал. Только у тебя это лучше получается, акри, потому что у тебя вообще все получается гораздо лучше, чем у других! Ты умеешь все делать красиво, даже сердиться!.. Ой, я опять отвлеклась. Так вот. Архон меня любил. Он часто говорил: «Сими, ты настоящий демон!» Хотя, если как следует подумать, это странно: разве бывают фальшивые демоны?
С рассеянной улыбкой Эш слушал ее болтовню о богах и богинях, которым поклонялись люди во времена его смертной юности.
Он любил слушать путаные рассказы Сими. Рассказы ребенка о чуждом ему мире взрослых — сложном мире, в котором пытается разобраться малыш.
В свои одиннадцать тысяч лет Сими оставалась ребенком. Ее взгляд на мир был по-детски прост и ясен. Тебе кто-то не нравится? Съешь его!
Сими не была злой или кровожадной. Она была обыкновенной девочкой-демоном, безмерно могущественной и по-детски наивной. Не имеющей представления о подлости, обмане или предательстве.
Как ей завидовал Ашерон! И именно поэтому так старательно ее оберегал. Не хотел, чтобы она прежде времени получила горькие уроки, столь хорошо знакомые ему самому.
Его судьба лишила детства, так пусть хотя бы детство Сими останется беспечным и счастливым! Он готов был защищать ее и оберегать любой ценой. Поскольку не представлял себе, как мог бы жить без нее.
Когда они встретились, ему едва исполнился двадцать один год, а она была, в сущности, младенцем. Можно сказать, они вырастили друг друга: демон и атлантиец.
Два безмерно одиноких существа нашли друг друга. И оставались вместе — вдвоем против всего мира — вот уже одиннадцать тысяч лет.
Сими сделалась частью Ашерона, такой же, как рука или нога.
Без нее он не сможет жить.
Двери храма растворились, и по шипению Сими Ашерон догадался: вернулась Артемида.
Повернул голову — так и есть: богиня на всех парах мчится сюда.
Ашерон устало вздохнул.
Увидев Сими, Артемида остановилась, как вкопанная.
— А эта тварь что здесь делает? Почему она не у тебя на плече?
— Арти, мы разговариваем.
— Пусть убирается!
Сими негодующе фыркнула:
— Раскомандовалась тут, старая рыжая корова! Да, старая, старая, старая! И корова!
— Сими! — негромко, но внятно окликнул ее Ашерон. — Пожалуйста, вернись ко мне!
В последний раз смерив Артемиду негодующим взглядом, Сими превратилась в бесформенную черную тень, скользнула Ашерону на грудь — и впечаталась в его кожу огромным татуированным драконом, свирепыми кольцами обвивающим его грудь и плечи.
Эш мрачно усмехнулся. Теперь Сими обнимает его и одновременно злит Артемиду, которая терпеть не может, когда демон занимает много места на его теле.
— Прикажи ей подвинуться! — потребовала Артемида.
Но Эш предпочел сменить тему:
— Почему ты так рано вернулась?
Выражение лица Артемиды ясно подсказало ему: грядут дурные вести.
Эш скрестил руки на груди.
— Что случилось?
Артемида обвила рукой колонну и, опустив глаза и кусая губы, принялась теребить золотую отделку своего пеплоса.