Это уже легче. За тот же день Турецкий смог установить, что экс-Шляпникова вышла замуж за австрийского подданного и живет где-то в Европе. Нынешняя фамилия у нее фон Кресс. Но как с ней связаться? Дениса и самого Германа Васильевича Шляпникова Турецкий по-прежнему в известность ставить не хотел. Для чистоты эксперимента, как сказали бы господа ученые. Шляпников — сторона пристрастная: хоть Алла фон Кресс и бывшая жена, но неизвестно, как он отреагирует на действия Турецкого.

Что же делать?

Меркулов? Слишком долго, отпадает. Грязнов? А как он поможет?

Реддвей! Реддвей в Европе может все. В узком смысле этого слова. А уж такая малость, как установить местонахождение конкретного человека, директору международного антитеррористического центра труда не составит. Но если и составит, так не ему, а подчиненным.

Турецкий связался с Питером и объяснил задачу. Реддвей был рад помочь и помог. Алла фон Кресс проживала в Чехии со своим законным мужем Альбертом фон Крессом, атташе по культуре австрийского посольства. Адрес и телефон прилагался. Турецкий позвонил ей и договорился о встрече.

После этого ценного сообщения Александр Борисович снова связался с Редвеем.

— Питер, мне еще нужна твоя помощь. Можешь послать запрос моему начальству, чтобы меня срочно послали в командировку буквально на один день? Тебе в чем-нибудь помочь, например.

— А куда?

— Да к тебе же, в Германию.

— Доннер веттер! Алекс, что ж сразу не сказал? Чертовски буду рад дорогому гостю. Милости прошу к нашему шалашу! Я правильно сказал?

— Да подожди ты. Мы, к сожалению, не увидимся. На самом деле мне в Прагу надо, неужели неясно?

Реддвей вздохнул:

— Ну, по крайней мере, я тебя встречу и провожу. Ты когда будешь в Праге?

— Я-то прилечу в Берлин, — вздохнул Турецкий. — С нашим начальством иначе нельзя. Отчетность, все дела… Возьму машину напрокат и дуну в Прагу.

— Левой рукой правое ухо, — изрек Реддвей. — Я правильно сказал?

— Правильней не бывает.

В Праге Турецкий сначала немного поплутал. Оказавшись наконец на искомой Староминской площади, он увидел демонстрацию против «Заговора бутербродных баронов и губительных последствий употребления мусорной еды» — надписи на некоторых транспарантах были сделаны почему-то по-русски, впрочем, что значит — почему-то? Русских тут много, работают, учатся, отдыхают. Да и сам он приехал повидаться с русской. «Заговор бутербродных баронов…» — вот ведь проблемы у людей, покачал головой Турецкий. Гамбургеры им, понимаешь, поперек горла встали!.. Но пока что прямо на пути колонны демонстрантов стоял сам Александр Борисович, он вовремя сообразил и свернул от греха в сторону. И оказалось, как раз туда, куда надо!

Турецкий шел по узкой улочке, состоявшей из прилепленных друг к другу двухэтажных домишек, где раньше жил рабочий класс — всякие швеи-мотористки и кузнецы-надомники. Теперь здесь торговали безумно дорогим барахлом. Турецкий заметил, что дело у торговцев идет нормально: все сувенирчики активно скупают японские туристы, которые бродят обвешанные всякими побрякушками, как настоящие туземцы.

В конце этой улицы стоял дом, в котором жила Алла Давидовна Шляпникова, а ныне Алла фон Кресс. Старый трехэтажный каменный дом, увитый изумрудным плющом, с затейливыми окошками, расположенными так хаотично, словно строительством руководил ребенок.

До встречи оставалось полчаса, и Турецкий прогулялся в обратную сторону. Прошел по Карлову мосту, слегка напоминавшему измайловский вернисаж, полюбовался живописью неведомых ему художников. Нагромождение стилей, красок… Вспомнил отчего-то занятную метафору профессора Винокурова о кусочках разных шедевров. Правда, там стоял настолько крепкий запах различного табака, который курили десятки туристов-студентов, что дольше десяти минут Турецкий не продержался, мозги стали туманиться, и немотивированное чувство эйфории вдруг начало подниматься из недр организма. Турецкий одернул себя: дела его не настолько хороши, хмуриться надо, а не радоваться. И пошел своей дорогой дальше.

Он встретился с госпожой фон Кресс в открытом ресторанчике в полусотне метров от ее собственного дома. Высокая, изящная, ухоженная женщина в светлых брюках свободного покроя и голубой блузе помахала ему рукой.

— Я уже заказала два кофе. Садитесь, не пожалеете. Извините, в гости не приглашаю, мой муж не любит все, что напоминает ему о моей прежней жизни.

— В частности, любой посторонний человек из России?

— Просто Россия кажется ему опасной. А он очень боится меня потерять.

Турецкий отставил свой сарказм в сторону.

— Что ж, последнее замечание делает ему честь. Первое комментировать не стану.

— Я люблю Россию, бываю там иногда — все же кое-какие друзья остались. Но за границей чувствую себя свободнее и лучше.

Турецкий кивнул. Он встречал много таких людей и не осуждал их.

— А почему фон?

— Мой муж австрийский барон. Это его родовое гнездо. Конечно, при коммунистах тут было что-то совсем другое, но несколько лет назад он выкупил фамильную собственность, так что… Как-то странно говорить по-русски, — задумчиво сказала вдруг Алла.

— Вам что же, совсем не с кем?

— Почему же, иногда я отрываюсь и матерюсь так, что стены дрожат. Слава богу, никто ни слова не понимает. — Муж не понимает ни звука, и слава богу. — Она улыбнулась тонко очерченным ртом. — А с дочерьми я не вижусь. Одна — в Америке, вторая — в Швейцарии. У старшей — своя семья в Бостоне, муж американец. Младшая учится в университете. Видимся раз в год.

Турецкий мысленно примерил на себя эту благополучную, в высшей степени комфортную жизнь и подумал: смог бы он так? Без семейных скандалов? Без взаимных упреков и примирений? Без Нинки, которая растет не по дням, а по часам, да вообще-то уже и выросла? Без друзей? Без Москвы, наконец?… Какой тут может быть выбор вообще? Смешно даже было спрашивать себя.

— Дом у вас красивый, — сказал Турецкий, чтобы заполнить паузу и не приступать сразу к деловой части.

— Да… С ним связана знаменитая легенда. У местного барона, далекого предка моего мужа, была дочка, которую полюбил бедный кузнец. Барон был мужчина строгих правил, блюл фамильную честь и не соглашался отдать единственную дочку за этого пролетария. Но влюбленные продолжали встречаться, и вот у дочери барона неожиданно (ха-ха!) появился ребенок. В общем, барон был вынужден их поженить. Но мысль о том, что дома у него поселится простолюдин, была невыносима, и тогда барон придумал коварное испытание. Предложил кузнецу поселиться в доме, если тот за одну ночь выучится играть на скрипке, и, как гласит легенда, чудо произошло — он выучился. Барон, однако, не сдержал условий контракта и отравил молодого человека… Такая вот легенда. Красивая и страшная, вы не находите?

— Да, — кивнул Турецкий. — И в таком доме вы живете?