Лишь одному человеку из их компании завидовал Георгий — новому приятелю Витьке Дежневу. Дежнев был первокурсник, но они подружились. Накануне злосчастной истории с арестом тому стало плохо, и Георгий сам вызвал такси и отправил незакаленного еще бойца домой. Витька попал в больницу с отравлением, и его не загребли. Повезло, можно сказать. Георгий навестил приятеля в больнице, принес пивка втихую, но почувствовал, что не может смотреть в его чистые глаза, а свои, скрывающие загаженную гэбэшниками душу, отводил в сторону. Посидел для приличия минут пятнадцать и ушел. Потом, на факультете, старался избегать Ковалева, а вскоре, получив диплом, уехал по распределению и вовсе забыл. За шесть месяцев Мечников так ни на кого и не настучал. Молодая интеллигенция свято блюла свой моральный и нравственный облик, боролась с пьянством и диссидентством и всерьез готовилась к строительству светлого будущего. Но Георгий Колдин ошибался, думая, что о Мечникове забыли.

Он получил распределение в лабораторию закрытого НИИ, где приходилось заниматься самыми разнообразными проблемами — от синтеза наркотиков до пищи «для космонавтов». На самом деле, по разумению Колдина, это подходило скорее для диверсантов. Это было интересно, и работа с первых дней захватила с головой. Еще приходилось периодически писать на коллег доносы. Впрочем, Колдин привык. И все было бы ничего, только вдруг позвонил человек, курировавший его в МГУ. Георгий Сергеевич с горечью понял, что это, видимо, никогда не закончится, его не оставят в покое, пока он дышит и двигается. Гэбэшник, впрочем, ничего особенного не требовал, просто сказал Колдину, что ему придется встретиться с одним знакомым по университету товарищем, от которого он и получит инструкции. И когда тот появился, Георгий Колдин наконец узнал, кто их сдал и кто является виновником всех его бед. Каково же было его удивление, когда на пороге возник Витька Дежнев. Кого-кого, а уж его Георгий Сергеевич не ожидал увидеть. Вначале хотел придушить, потом просто набил морду и спустил с лестницы.

Гэбэшник засмеялся, когда узнал об этом, и… отпустил Георгия Сергеевича на все четыре стороны. Через два года Колдин защитил диссертацию, познакомился с Беловым и стал работать в Лаборатории».

Турецкий тоже посмеялся. Что ж, Колдин выпутался. Турецкий поужинал в ближайшем кафе и остался сидеть за столиком, глядя на часы… Ну сколько ж можно было ждать?! Через полчаса негромко сказал сам себе:

— Сейчас такое начнется…

Но действительно началось, когда позвонил Студень.

— Обследование тела провели. Интоксикации по-прежнему нет, — буднично сообщил он. — А в остальном поздравляю. У него в голове…

— Пуля?

— Две. Снимаю шляпу. Вы это знали?

— Предполагал, — пробормотал Турецкий. И в кои-то веки не соврал. — А что насчет предыдущей работы?

— Докладываю. Бумага Санкт-Петербургского целлюлозно-бумажного комбината, ножичек — охотничий, трехлетней давности, не номерной, установить владельца нереально.

— Исчерпывающе, спасибо, — буркнул Турецкий, — пусть теперь мне баллистик позвонит.

Эксперт-баллистик позвонил через полтора часа, когда экспертиза была проведена.

— Что за оружие? — спросил Турецкий. — Один «макаров», а второй?

— Пистолет МП-5. Эти пистолеты обычно использует группа ФБР по освобождению заложников. Пистолет покрыт дисперсной смесью флуорополимерной смолы, тефлона и графита на термореактивной связке. Конечный результат — высокая коррозионная стойкость в условиях соленого тумана и влажности, очень малый коэффициент трения и рабочая температура до ста пятидесяти градусов при длительной работе.

— Ты мне баки не заколачивай, — рассердился Турецкий. — Откуда у нас тут элитное заграничное оружие?! Это же штучная вещь!

— Откуда он взялся — большая загадка, — подтвердил баллистик, хотя это уже было и не его дело.

— Какая там загадка? — пробурчал Турецкий в пустую трубку. — Сделать запросы куда надо. Узнать, сколько на территории России такого оружия, у кого оно есть конкретно и тэ дэ. Все загадки решаются путем отгадок.

Когда Турецкий приехал в Лабораторию, Майзель и Колдин бурно выясняли отношения. Непохоже было, что разговаривают ученые. Мат в дело не шел, но конструктивной критикой не пахло. Майзель обвинял Колдина в желании примазаться к чужой славе, Кол-дин инкриминировал Майзелю попытки на этой самой чужой славе заработать.

Турецкий понял, что делать ему тут нечего, и вышел на воздух. Стоял, думал, курил сигарету за сигаретой.

Мимо прошла Вероника, тихо бросила на ходу:

— Это спектакль. Приезжайте в трактир через полтора часа, сами увидите…

Через полтора часа Турецкий вошел в трактир. И что же увидел?

В дальнем углу мирно обедали Майзель и Колдин. При виде Александра Борисовича они чуть ложки не выронили.

— Что ж, — подсаживаясь, сказал Турецкий, — хорошо уже то, что я застал вас вместе. Значит, никакой конфронтации и нездоровой конкуренции нет, значит, вы делаете общее дело. Так?

Ученые молчали и сосредоточенно ели уху. Турецкий потянул носом:

— Похоже на щуку. Или ошибаюсь?

— Щука, — кивнул Майзель, и Турецкий вспомнил, что он рыбак.

Турецкий ковал железо немедленно.

— Господа, ну нельзя так издеваться над следователем, объясните мне все же содержание предсмертной записки. Во-первых, о каком ужасном положении пишет Белов? И о чем таком ему не стыдно?

— Не стыдно ему за работу, — сказал Колдин. — А ужасное положение — это… м-мм… отсутствие финансов на дальнейшую работу.

— Будет врать! — рассердился Турецкий. — Сколько можно темнить? Скажите мне то, что не считаете подходящим для протокола, но чтобы я понял, где искать причину его гибели.

Майзель и Колдин быстро переглянулись и снова уткнулись каждый в свою тарелку. Турецкий встал.

— Кстати, почерковедческая экспертиза подтвердила, что это писал именно Белов… Что ж, приятного аппетита. — Он сделал два шага, потом вернулся. — Чуть не забыл. Еще одна экспертиза, уже баллистическая, подтвердила, что его застрелили. Так что с запиской я вообще ничего не понимаю. — Турецкий снова подождал реакции, но ее не последовало даже после такой бомбы.

Турецкий собрался и поехал в Москву. Лемеж ему снова надоел.

Поздно вечером сидели в кабинете у Меркулова втроем — хозяин, Турецкий и Олег Смагин. Молодой следователь впервые удостоился такой чести, и, хотя обстановка была неформальная — уже за полночь — и хозяин пил зеленый чай, Турецкий — коньяк, а сам Смагин — минералку (стакан за стаканом), Олег все же чувствовал себя взволнованным.

— Ну и как ты все это объясняешь, Саша? — спросил Меркулов. — Только сказки про твою гениальную интуицию оставь для мемуаров. Сейчас я хочу видеть реалистичную картину преступления.