Турецкий механически кивнул, слегка уже ошалев от этого медведя.

— Рассказать, как тут промышленность появлялась? Купец второй гильдии Капустин купил кирпичную солдатскую казарму и в 1864 году получил от московского генерал-губернатора разрешение устроить ткацкую фабрику. Потом другой местный деревенский богатей Шибалов открыл мастерскую по фабричному производству проволочных сит. Предприятие превратилось в завод металлической сетки. Куча рабочих мест! Потом москвичи подтянулись — забабахали тут стекольный завод. Еще больше рабочих! Каково?

— Хорошо историю знаете.

— А то! А купец Самохвалов? Купил неработающие шлюзы и из кирпичей шлюза построил дом, который и сейчас — украшение города. В нем мы сейчас с вами сидим!

— Вам есть на кого равняться.

— А я что делаю?! А эти уроды работать не дают. Кляузы, начеты…

— Какие уроды?

— А… Всякие. Выпить хотите? Турецкий покачал головой.

— Вот так, запросто, сотруднику Генпрокуратуры предлагаете?

— Я же не пьянствовать зову, а дегустировать. Новую водку запускаем. Вот!

Навоша распахнул незапертый сейф, и оказалось, что он весь забит водкой под гордым названием «На-вошинская».

Турецкому явление спиртного в сейфе что-то напомнило.

— Это для презентов приготовлено, — объяснил Навоша. — Чтоб вы не думали, что я тут один пользую.

Кто тебя знает, на что ты способен, подумал Турецкий. Может, весь сейф за день выдуваешь.

Навоша подошел к окну, распахнул его настежь.

— Знаете, я ведь родился здесь. Ни о чем особом не мечтал тогда… Историей увлекался. Любимая книжка была «Государь» Макиавелли. Вот это вещь! В ней было все, что могло понадобиться романтической душе, — засмеялся Навоша. — Удрал в Питер, в мореходку, чтобы в армию не попасть. Я мог бы связаться с морем на всю жизнь, но хоть и зеленый еще был, быстро просек, что ничего романтического в этом занятии давным-давно нет. Тяжелый ежедневный труд. Тем более что я был котельным машинистом, или, проще говоря, кочегаром. Вспоминаю свой первый выход в море. Бр-рр! Так укачало!.. Все эти разговоры про мужское братство — ерунда. Люди в море просто медленно сходят с ума. От одиночества, между прочим. Пьют — жуть. Вот тогда я и понял, какая водка — сила. Помню историю. Посреди моря на палубу вышел мужик с вещами и сказал: все, братцы, до свидания! Сейчас поймаю тачку — и домой, — Навоша засмеялся. — Вообще я много всего делал. На рынке торговал. Потом в бане работал кочегаром — сутки через шесть: читал, никто не мешал, ни от кого не зависел. Не унывал, шестым чувством ощущал, что все изменится. В восемьдесят седьмом уже новые времена начинались, ну я и разобрался, что к чему. — Он немного задумался и сказал, будто цитируя: — Новые государства разделяются на те, где подданные привыкли повиноваться государям, и те, где они исконно жили свободно; государства приобретаются либо своим, либо чужим оружием, либо милостью судьбы, либо доблестью.

— Макиавелли? — сообразил Турецкий.

— Макиавелли, — кивнул Навоша.

— Так что там у вас с Левшиным?

— Водку мою хочет прикрыть, зараза!

— Почему?

— Потому что не делюсь с ним, вот почему!

— А должны были отлить?

— Да хрен ему! Ну… он помог. Свел кое с кем. Пробили кое-что. Запустили кое-как. Я его в долю взял. Потом завод сгорел. Я новый организовал. — Он кивнул на «Навошинскую». — Его не позвал, потому что и себе ничего не взял. Весь доход в бюджет города! А он, скупердяй, не верит. Строчит на меня.

Турецкий подивился этой смеси бюрократического и живого разговорного языка, ярким носителем которого Навоша являлся. Александр Борисович теперь вполне представлял себе, как Навоша выиграл выборы мэра. На встречах с избирателями, наверно, такое вытворял! Если вообще у него противник нашелся.

— В общем, Левшин додумался до того, что у меня спирт неочищенный. Проверили — и будто бы правда. Областной санитарный постановил.

— А кто проверял? — У Турецкого зародились подозрения.

— Да из Москвы какие-то… А сперва Левшин хотел Белова привлечь. Его Лабораторию. Там же такая аппаратура! Он же там все мог делать. Хоть водку проверять, хоть золото из дерьма делать. А тот — ни в какую.

— Они разругались?

— Не знаю. — Навоша махнул рукой. — В общем, первую партию всю конфисковали. Полтора миллиона рублей — на ветер. Или не на ветер, а кому-то в карман. Теперь концов не найдешь.

— Я не понял, что с водкой сделали?

— Да стырил кто-то, вот что! Левшина спросите. Он же — Фемида.

— То есть остались вы с носом, господин Навоша.

— Можно и так сказать, — согласился водочный король и мэр города.

— Ну вы не расстраивайтесь, — усмехнулся Турецкий. — При ваших-то талантах. Сегодня на щите, а завтра… Кстати, не все так однозначно. Знаете истинный смысл выражения «остаться с носом»?

— Да уж понятно. То же, что и в дураках.

— Верно. Только раньше на Руси слово «нос» означало еще и подношение, так сказать, поклон, с которым проситель обращался к чиновнику. Сегодня такой «нос» квалифицировался бы как взятка. Но прежде к этому проще относились. Ни одно дело в московских приказах не решалось без подношения. А уж ценность такого «носа» зависела от важности дела, должности чиновника и благосостояния просителя. Но если дар оскорблял достоинство чиновника, то прошение отклонялось, а проситель оставался с отвергнутым подарком, то бишь…

— … с носом, — сказал Навоша и почесал свой огромный «рубильник».

— Ладно. Теперь признавайтесь. Что это за особняк Капустина?

— Особняк Капустина — это дом, в котором находится Лаборатория. Белов арендовал помещение. И как я недавно узнал, платил неоправданно большие деньги. Огромные, блин!

— Кому платил?

— Моему заместителю, Козлову.

— Долго?

— Несколько лет. А недавно этот урод поднял ему цену вдвое. Белов мне и сказал, когда мы в теннис играли. Я так обалдел, что даже гейм ему проиграл на своей подаче. Вот тогда я и орал, наверно. Я всегда ору, когда нервничаю.

— По-моему, вы всегда орете, — заметил Турецкий. — И, кроме того, вы всегда Белову проигрывали.

Навоша стрельнул глазами, но сдержался от очередного повышения голоса.

— Ну и проигрывал. Неважно! Антон говорит: что ж ты, собака, делаешь, я и так последнее отдаю! На науку не хватает! А я даже не понимаю, о чем это он!

— Ага. И вы, хотите сказать, прежде ничего не знали?

— Не знал!

— Я должен поверить?

— Я же сказал, поверите, когда бумаги найдут. Там все…

— Козлов действовал от вашего имени?