В машине мы ехали молча. Он смотрел в окно со своей стороны, а я со своей, но, когда его ладонь легла на мое колено, я инстинктивно сжала ноги вместе.

Усмехнулся и, схватив меня за руку, прижал к своему паху. Вначале хотела одернуть… но пальцы невольно сдавили каменную плоть. Шумно выдохнул и стиснул мое запястье. Что-то сказал водителю и снова посмотрел на меня, а потом нагло и цинично спросил.

— Трахнуть тебя сейчас или ночью?

От этого вопроса по всему телу прошла волна электрического тока, и я одернула руку, сжала в кулак. Тоже отвернулся к окну.

— Поезжай к рынку драгоценностей и останови возле здания с панорамой. Мы будем смотреть на Шанхай. Да, Вереск?

— В центре города не так спокойно. За вами сможет следовать только одна машина. Я бы усилил охрану.

— Не надо машин. Хватит двух человек.

— Но…

— Я сказал — хватит двух!

Наверх мы шли по каменным ступеням. Совершенно одни в каком-то немыслимом старом здании, и, мне кажется, толпы туристов, оставшиеся внизу, так и остались там, потому что Сальваторе купил это время для нас, и машины охраняли вход в здание.

Затащил меня за руку на один из пролетов и дернул к себе.

— Ночью или сейчас? М?

— Никогда! — ответила дерзко, вздернув подбородок.

— Никогда?

— Никогда!

Схватил за талию и усадил на перила, рывком развел ноги в стороны и прежде, чем я успела что-то сделать, прижался ртом к моей промежности, закрытой тонкой тканью трусиков.

— Кто-то увидит… — жалобно, пытаясь оттолкнуть.

— Не увидят. Я купил для нас трое суток. Даже когда мы уйдем отсюда, это место все еще будет оставаться нашим.

Содрал трусики и развел мои ноги еще шире.

— Хочу смотреть на тебя.

И смотрит. Нагло, с нескрываемым голодным интересом. Провел пальцем по нижним губам, и я вся взвилась от этого прикосновения.

— Если бы ты видела, как ты течешь для меня. — наклонился и провел осторожно языком, и я тут же сжала колени. Вскинул голову… Боже мой, какой же порочный этот взгляд, эти влажные губы.

— Да, я помню. Никогда.

Облизал губы и склонил голову еще ниже. А я посмотрела на его лицо, на его руки, сжимающие мои белые бедра, контрастом с его смуглой кожей, и меня пронизало острым, первобытным желанием. Неуправляемо сильным, едким.

Содрогнулась от прикосновения языка. Застонала так надсадно, что горло словно обожгло этим стоном. Безумно захотелось подставить себя этим губам… мне кажется, я могу их представить, могу увидеть, как они касаются меня там, внизу. Как кончик его языка цепляет чувствительный узелок нарочито мягко, слегка.

И снова поднимает голову, чтобы смотреть на меня. Дразнит. Одним своим взглядом сводит с ума. Война продолжается. Она безжалостна всегда и во всем… Он хочет доказать мне, что я хочу его… и знает, что я хочу его.

Хочу ощутить эти губы вокруг клитора и затрястись от надвигающегося оргазма, от остроты этих умелых ласк. И он это делает. Обхватывает губами, всасывает, ритмично, нарочито медленно и тут же отрывается снова.

Тяжело дыша, смотрю на него сверху вниз, чувствуя, как соски натянули материю платья, как свело судорогой низ живота, как хочется закричать от яростного возбуждения.

— Или все же сейчас?

Поднимается к моему лицу и поглаживает складки плоти.

— М, Вереск? Хочешь кончить мне на язык? Сейчас?

Закричала, приняв в себе его пальцы, сжала их изо всех сил с нарастающей дрожью безумия. Как сумасшедшая, хватая воздух губами, умоляя про себя не останавливаться, чувствуя, как жадно таранит плоть, но он, конечно же, остановился и, поигрывая кончиком языка, прищурившись, смотрел мне в глаза.

— Скажи… сейчас. Скажи, чтоб я трахнул тебя языком сейчас.

Я почти плачу. Жалобно смотрю ему в глаза и ненавижу себя за это.

— Я вылижу каждую твою судорогу, вылижу твой оргазм. Вот так…

И снова вылизывает пульсирующий клитор, причмокивая горячими губами, скользя по нему языком, не прекращая толчков пальцами, заставляя сжиматься и невольно извиваться под этой пыткой, тянуться за его языком, дарящим невыносимое удовольствие. Пока не ощутила укус… и не всхлипнула от разочарования, глядя, как оторвался от моей плоти. Его лицо, мокрое от слюны и моих соков. Он жадно и пошло облизывается. Я не просто пульсирую. Меня разрывает, мне больно. Я так хочу, что больше ни о чем не могу думать.

— Сейчас…, — шепотом под его ликующий взгляд.

— Сейчас хочешь кончить мне на язык?

— Сейчас…хочу кончить тебе….на язык.

Он опять всасывает ртом набухшую, раздразненную плоть. Всасывает клитор сильно, ритмично, толкаясь пальцами все быстрее, подводя к бездне, сбрасывая в самое пекло.

— Кончай, малая!

Хриплым приказом, и меня до боли простреливает утонченно острым, разъедающим оргазмом. От сильной судороги выпрямляюсь, впившись в перила, запрокинув голову, вытянув назад шею до боли с каким-то невероятно гортанным криком. Моя плоть сокращается с такой силой, что кажется, это причиняет боль. Сдернул с перил, впечатал в стену и сильным толчком вошел в меня, закусил сосок через ткань платья и тут же дернулся. Изливаясь внутри.

— Ты…ты все еще сжимаешься…., — простонал мне в губы, — такая сладкая.

Целуя меня с моим же вкусом. По моим щекам катятся слезы долгожданного, сумасшедшего облегчения, и все тело вздрагивает. Нежно ответила на поцелуй, впиваясь в его волосы пальцами.

— Все еще…несчастна? — спросил, потираясь щекой о мою щеку.

— Да, — прошептала и потерлась в ответ….

Мне нужна передышка. Мне нужны силы, чтобы решить, как все будет дальше… силы воевать с ним насмерть.

Потом мы еще долго смотрели через подзорную трубу на город, на море. Мне казалось, что время остановилось, казалось, что меня больше не сжигает ядом ненависти.

* * *

Мы идем по узкой улице, куда-то к парковочным местам. Сзади охрана, впереди все тот же гид.

Сальва держит меня за руку, и сейчас мне кажется, что я могла бы на какое-то время забыть… что могла бы представить нас с ним вместе.

— Споешь для меня сегодня?

Остановился и посмотрел на меня, поглаживая тыльную сторону ладони.

— Что спеть?

— Ту песню, которую ты пел, когда поранил меня ножом.

— Какую? — очертил пальцами мою скулу, взял за подбородок, заставляя смотреть себе в глаза. — Я пел тебе много песен той ночью. Я пел их до самого утра.

— Я…плохо помню слова.

— Эту?

Don't you cry tonight