Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А потом началась война. Немцы продвигались по Украине столь быстро, что 28 июня заняли Ровно, 9 июля — Житомир, 19 сентября — Киев, а 10 октября — Сумы. НКВД в этих местах попросту не стало.
Немцы Балошей зря не дергали. У них изменились инструкции, которым они неукоснительно следовали. Теперь Фредеку и Наталье надлежало выявлять партийный и комсомольский актив, не успевший эвакуироваться и уйти в леса, подпольные группы и лиц с антигерманскими настроениями. Они должны были сообщать о них в военную комендатуру.
Балош по-прежнему работал в железнодорожных мастерских, никаких подпольщиков не знал. А единственного коммуниста, оставшегося работать на железной дороге, на второй день по приходе немцев в город выдал помощник начальника железнодорожной станции.
— Недавно, в августе, мы получили радиограмму. В ней говорилось о том, что на днях к нам придет человек, немецкий ефрейтор, и назовется Ральфом Херманном. Мы должны будем исполнять все его поручения.
Так Фредек Балош закончил свой рассказ.
Какое-то время Ивашов и Скрынников молчали.
Первым задал вопрос Станислав Николаевич:
— Вы знаете, какое конкретно задание имел Херманн?
— Нет, конечно, — ответил Балош. — Я был у него простым связником, и о задании резидента мне было знать не положено.
— Сколько раз был у вас Ральф Херманн, когда в городе стояли немцы? — снова спросил старший лейтенант Скрынников.
— Два раза.
— Какие поручения он вам давал?
— Первый раз он попросил собрать все сведения, какие только можно, о девушке по имени Алевтина Симонюк. Сказал, что живет она одна, дом стоит в Низовом переулке. Поскольку я был занят в ремонтных мастерских, этим делом занялась Наталья.
— Ну и что, собрали сведения?
— Собрали, — охотно ответил Фредек Балош. — Алевтине Симонюк только-только исполнилось девятнадцать лет. Она работала на кирпичном заводе. Ходила туда и обратно пешком мимо Красной площади. Несколько раз ее видели в компании с Дмитрием Косаренко и Владимиром Худяковым, занимающимися подпольной деятельностью против немцев. Оба эти парня еще в апреле сорок третьего года были казнены за связь с партизанами и подготовку побега пленных красноармейцев. — Балош немного помолчал и добавил: — Точно выяснить не удалось, но Алевтина Симонюк также была связана с подпольной группой «Прапор», которой, как писали немецкие газеты, руководил Дмитрий Косаренко. Она выполняла разовые поручения подпольщиков. Этими сведениями Ральф Херманн остался очень доволен.
— А второй раз?
— А когда он приходил второй раз, то сообщил место тайника для закладки записок-радиограмм.
— Где? — едва ли не хором спросили Скрынников и Ивашов.
— У электрического столба на набережной реки Псел, самого близкого к мосту.
Смершевцы переглянулись, что означало: «Надо бы проверить».
Ивашов и Скрынников закончили допрос Балоша, отложили работу с Натальей до завтра, пошли на набережную Псела, замощенную некрупным булыжником. У моста стоял электрический столб. Под ним офицеры контрразведки СМЕРШ обнаружили пакетик из фольги, прикрытый парой кирпичных обломков. В нем ничего не было. Надо полагать, что именно в этот пакетик должна была помещаться записка-радиограмма. Не соврал Фредек Балош, когда сказал о тайнике. Похоже и обо всем остальном он тоже говорил правду.
Вечером, когда старший лейтенант Скрынников убыл в дивизионный отдел контрразведки СМЕРШ, чтобы доложить о допросе Балоша майору Стрельцову, а Ивашов с сержантом Масленниковым и рядовым Зозулей сели за нехитрый ужин, в дверь кто-то робко постучал.
— Войдите! — сказал Ивашов, обернулся и застыл с полным ртом вареной картошки.
В дверях, переминаясь с ноги на ногу и смущенно поглядывая на Масленникова и Зозулю, стояла Рита.
Младший лейтенант спохватился, мгновенно прожевал и проглотил картошку. Его глаза засветились радостью.
— Проходите, — произнес Егор Ивашов, тоже косясь на своих подчиненных.
Едва Маргарита ступила за порог, как Масленников хлопнул себя по лбу.
— Вот черт, совсем забыл! — воскликнул он, вставая из-за стола. — Зозуля, нам же с тобой надо срочно продовольственные аттестаты продлить. А то без пайка останемся. Разрешите идти, товарищ младший лейтенант? — Масленников посмотрел на Ивашова, пытаясь потушить смешливые искорки в глазах.
— Конечно, идите, товарищи. Для настоящих бойцов плотный обед, — это первейшее дело! — стараясь выглядеть серьезным, ответил Егор Ивашов, хотя прекрасно понимал, что продовольственные аттестаты у сержанта Масленникова и рядового Зозули в полном порядке, как и все остальное.
Просто Федор Денисович таким вот образом проявлял понимание и тактичность, желал оставить своего командира наедине с девушкой.
Когда сержант и солдат вышли, Рита бросилась к Егору и заявила:
— Милый мой, родненький. Как же я по тебе соскучилась!
Она осыпала его поцелуями. Совершенно нескончаемыми, потому что время остановилось.
Потом девушка как бы очнулась, отпрянула от Егора, опьяневшего от ласк, подошла к двери и спросила:
— Она у тебя что, не закрывается?
— Почему? Очень даже закрывается, — хрипло ответил Ивашов.
Егор подошел к двери, достал ключ, вставил его в замочную скважину и сделал оборот, затем еще один.
Для верности он подергал дверь обернулся и буркнул:
— Ну вот!
А потом время снова остановилось.
Их никто не побеспокоил. Прощались они рано утром.
— Ты куда сейчас? — спросил он.
— Наше прачечное войско сегодня отправляется в Терешковку, ближе к передовой, — ответила Рита. — В Сумах мы только на день остановились. А вы?
— Думаю, и мы в Сумах ненадолго. Скоро на Ромны пойдем, — ответил Егор. — Ты пиши мне. А я буду отвечать. Хорошо?
— Хорошо, — сказала Рита.
Их поцелуй был столь долгим, что когда он закончился, Егор был похож на спринтера, преодолевшего марафон. Едва отдышавшись, он отпер дверь и провожал Риту взглядом до тех пор, пока она не прошла весь коридор и не повернула на лестницу. Перед тем как скрыться из виду, девушка оглянулась, встретилась с Егором взглядом и улыбнулась.
Он еще не знал, что всю жизнь будет помнить эту ее прощальную улыбку.
На допрос в кабинет младшего лейтенанта Ивашова Ральфа Херманна привел старший лейтенант Скрынников. Немец немного осунулся, но держался довольно бодро, как свой среди своих.
Для беседы с ним Ивашов снова выпросил у помощника начальника штаба по личному составу капитана Олейникова писаря-переводчика Холодкова.