Но воевал Фредек Балош недолго. Сначала его дивизию крепко потрепали под Ровно. Батальон, в котором он служил, был почти полностью уничтожен. Ему повезло. Во время бегства русские казаки в двух местах прострелили лишь его ранец. Еще одна пуля угодила в банку мясных консервов, которая лежала в полотняной сумке вместе с прочим сухим пайком.

Потом начался знаменитый Брусиловский прорыва. В июне шестнадцатого года генерал Каледин взял город Луцк, а армия эрцгерцога Иосифа-Фердинанда потеряла все свои дивизии. Там-то рядовой Балош и попал в плен.

Таких бедолаг, как он, было сначала сорок тысяч, потом стало восемьдесят пять. К середине июня в плен к русским угодили почти двести тысяч солдат австро-венгерской армии. Многие из них сдались сами, без единого выстрела. Они не желали больше воевать в чужих землях неизвестно за что.

Во второй раз повезло Фредеку Балошу, когда в самый последний момент кто-то почему-то вычеркнул его фамилию из списка военнопленных, которым было определено место назначения за Уралом. Иначе строить бы ему опоры для мостов под Омском, рыть траншеи или тянуть железнодорожные рельсы, укладывать шпалы где-нибудь под Троице-Печерском, вырубать просеки в дремучем лесу.

Многие пленные венгры так и остались лежать в далекой Сибири.

Жить ему определили под Киевом, в дачном поселке Дарница, где был устроен большой лагерь военнопленных, разбитый в редком лесочке. Его окружала невысокая изгородь из колючей проволоки, хотя это было без надобности. Из где-то двадцати тысяч военнопленных — когда больше, когда меньше — половина так или иначе сотрудничала с лагерным персоналом, служила в охране. Люди свободно выходили за пределы лагеря и даже наведывались в близлежащие села. При желании они запросто могли уйти в побег. Их называли надежными.

Ненадежными считались немцы. Они жили в отдельных бараках и охранялись особо. Не очень-то и удерешь. Да и куда им было бежать? До первого патруля? Тут и двадцати верст не пройти без знания русского языка.

Фредек Балош попал в первую группу, однако в охране лагеря не служил и никаких дел с администрацией не имел. Он всего лишь отцепил со своего головного убора кокарду с инициалами австрийского императора, как сделали и многие другие пленные.

В бараках для военнопленных были больница с операционной палатой и аптека. Стирались они в специально отведенном месте возле больницы. Их одежда выпаривалась и проходила обработку в специальных бочках-вошебойках.

Кормили пленных довольно сносно, точно так же, как и солдат русской армии. Каждый день щи или суп с четвертью фунта мяса и тремя фунтами хлеба. Им полагалось еще чуть менее половины золотника чаю и шесть золотников сахару.

Пленные офицеры в лагерных бараках не содержались. Им полагалась квартира, отдельное питание и жалованье от пятидесяти до ста рублей в месяц в зависимости от чина.

Начальники лагеря менялись едва ли не каждый месяц. Нынешний комендант генерал-майор Кузьмин-Караваев, имеющий весьма высокопоставленных родственников, был очень недоволен назначением, а потому в Дарницу наведывался редко.

Лагерем стал верховодить комитет, сплошь состоящий из чехов, вербующих добровольцев в русскую армию и национальные легионы, которые должны были сражаться против немцев. Запись в них давала вполне легальную возможность уйти из лагеря.

Фредек Балош, конечно, хотел вырваться из лагеря, однако в добровольцы записываться не спешил. И не прогадал! Вскоре вышел приказ императора Николая Второго разгрузить Дарницкий лагерь, распределить людей, содержавшихся в нем, по сельскохозяйственным и общественным работам, в том числе и на украинских землях. Это было выгодно русскому военному руководству и являлось почти полной свободой для пленных.

Бывший рядовой пятого маршевого батальона второго корпуса четвертой австро-венгерской армии Фредек Балош попал в город Ровно. Таких людей, как он, было там около сотни. Разместили их в наемных домах, расположенных в Старом городе. Партиями по десять-пятнадцать человек водили на работы и на обед. По вечерам им не возбранялось выйти прогуляться в город.

Местные жители относились к австриякам и венграм довольно благодушно. По крайней мере, взрослые не плевали им в след, а стайки мальчишек не запускали в их спины камни и конские яблоки.

Контакты с горожанами не поощрялись, но и не запрещались. Да и не приставишь к каждому пленному по надсмотрщику. Так что у некоторых особенно удачливых ребят даже завелись романы. Вдов в городе было много, и некоторые из них не отказывали в ласке молодым парням, не успевшим налюбиться. А какой они национальности, было не столь и важно.

После отречения русского царя от престола у пленных появилась возможность уехать домой. Надо было только вернуться в лагерь под Киевом, что стал пересыльным, пройти регистрацию и спокойно дожидаться своей очереди, чтобы потом отправиться восвояси. Фредек Балош в Дарницу не вернулся.

Русские свалили своего царя, но не успокоились и замутили новую революцию. На этот раз социалистическую. Что это означало, Фредек не очень-то понимал, но тот факт, что эти самые большевики, о которых он прежде ничего не слышал, уравняли в правах князей и графов с окопным солдатом, ему очень по-нравился.

О пленных после социалистической революции как-то совсем позабыли, и они просто разбрелись по домам. Те, которые не пожелали возвращаться, зашагали по бескрайним просторам бывшей Российской империи в поисках лучшей доли. В их числе был и Балош.

В январе восемнадцатого года была провозглашена независимость Украины и началась война с большевиками. А на следующий месяц в Ровно вошел гетман Скоропадский, с коим пришли немецко-австрийские войска.

О том, как это скажется лично на его судьбе, Фредек Балош пока не ведал. Но однажды вечером в дом, где он проживал, заявился военный комендантский патруль. Солдаты предусмотрительно держали карабины наперевес. От стволов тянуло жженым порохом. Начальник патруля, офицер в чине лейтенанта, не снимал ладонь с эфеса сабли.

— Фредек Балош, — без всякой вопросительной интонации произнес начальник патруля.

Внутри Балоша все похолодело.

— Да, — негромко отвечал он.

— Попрошу следовать за нами.

Фредек посмотрел на винтовки солдат, на офицера, настроенного весьма решительно, и спорить не стал.

В военной комендатуре, занявшей одноэтажный особняк с башенками на торцах и высокими арочными окнами, было на удивление тихо. У дверей кабинетов стояли по несколько человек в гражданской одежде и терпеливо дожидались своей очереди. Лица у всех были сосредоточенные. О том, что им требовалось от военных, оставалось только догадываться.

Лейтенант провел Балоша в самый конец коридора и негромко постучал в двустворчатую дверь.

— Да! — донеслось из-за двери.

Лейтенант вошел и доложил на венгерском языке, что привел Балоша, как ему и было приказано.

— Благодарю вас, — услышал Фредек Балош, еще не видя человека, сказавшего это.