— Объясните, — нехорошим тоном начал красный специалист.

Но Артемов только махнул рукой.

— Если требуется объяснять, товарищ Герасищев, значит, объяснять — не требуется.

— Есть мнение, что вами движут другие мотивы.

— Это какие же?

— Вы саботируете замену лошадей. Вам ничего не нравится!

— Если вы имеете в виду, что я настаиваю не выводить наших рысаков в завод, то да, это верно. Заменять наших лошадей местными тем более не вижу смысла.

— Модест Петрович! — завопил свекольный ему вслед.

Зайцев вспомнил мальчишек, облепивших «Форд». Артемов и Герасищев только думали, что один из них «новый», а другой — «старый». На самом деле оба принадлежали прошлому. О прошлом спорили. Сам их спор был давно мертв. Будущее — со всем пылом мальчишеской энергии — свой выбор уже сделало. В пользу дутых шин, подвесок, фар, трансмиссий, лакированных крыльев и бензина.

Внезапно по группе военных словно пронесся ледяной ветерок — всех будто морозцем прихватило. Взгляды обратились на коренастого человека, шариком вкатившегося между спорщиками.

— Так берете коня? Или нет? — со злобой не выдержал чубатый, дернув своего коня за уздцы.

— Берем. Берем, — распорядился этот третий.

Со своими белыми височками, черными глазками и полнотой он был похож на барсука. Подскочил к белоногому жеребцу. Как‑то вмиг ощупал его всего взглядом быстрых черных глазок и маленькими, знающими дело ручками. Подтвердил:

— Хорошая лошадь. Добротная. Берем.

Обернулся на окоченевших от взаимной ненависти спорщиков — кивнул одному, другому:

— Берем. Берем. Выводи следующую!

Зайцев изумленно понял, что знает этого делового колобка. Видел в Ленинграде. Где‑то. Совсем недавно. Где?

И в ту же секунду вспомнил. «Бутович, моя фамилия Бутович!» В тот самый день на ипподроме, когда отравленные легкие Пряника схлопнулись — и призовой жеребец на всем своем знаменитом скаку обрушился головой вперед, увлекая за собой, круша о борта дорожки и легкую игрушечную коляску, и бедные кости наездника Жемчужного. «Моя фамилия Бутович, это я вам позвонил».

У Зайцева вспотели ладони.

— Товарищ Бутович! — заорал он.

Бутович оглянулся. Увидел. Узнал. Но прежде чем Зайцев дернулся вперед, кто‑то сзади крепко схватил за локоть его самого.

— Товарищ из Ленинграда!.. Товарищ из Ленинграда!..

Зайцев искал глазами сбитую невысокую фигуру Бутовича. А за спиной гудело, тянуло:

— Меня за вами…

— Отстаньте. Вы кто? — Лицо вытертое, никакое. — Потом, я сказал! — попробовал стряхнуть его Зайцев.

Но хватка была железной. Профессиональной. На миг Зайцев ощутил в позвоночнике ледяной штырь: арест. А уже в следующий миг незнакомец залопотал растерянно:

— За вами. Мигом чтобы. Бегом. Там это, с другим товарищем из Ленинграда… женского пола который… С ним… С ней. Нехорошо.

Сидели в таком порядке. Старуха в платке и с козой, вокруг рогов у козы была намотана веревка, конец ее старуха сжимала в руке. Женщина в платье и с корзинкой на коленях; корзинке она время от времени говорила: «Потерпи, мальчик». Зоя, прямая и глядящая перед собой. Зайцев, устало откинувшийся головой на стену, с кепкой на коленях. И мужик, до того густо поросший рыжим волосом, что Зайцев невольно подумал: этот сам — пациент ветеринара, отряд приматы. Было душно, пахло животными и медикаментами.

За дверью зычно повторялось: «Товарищ! Я же вам русским языком…» После чего объяснение описывало еще один круг, и опять: «Товарищ!..» Что бормотал в ответ непонятливый товарищ, было не разобрать. «Потерпи, мальчик», — шептала женщина в корзинку. Коза глядела своими дьявольскими, поперек поставленными зрачками. Зоя время от времени слизывала с верхней губы пот.

Зайцев уже представил себе, что произошло.

Случилось все на рынке.

— Как вас на рынок занесло? Я же четко и внятно дал вам задание.

На миг Зайцеву стало стыдно: от «задания» за километр несло туфтой. Но только на миг.

— Простите, — прошептала Зоя. Кашлянула. И добавила твердо: — Я завтра все нагоню. Статистика по району, скот, крупный и мелкий. Дело в том, что эта женщина…

— Какая женщина? — Несмотря на жалкий Зоин вид, Зайцев боролся с раздражением. Толком описать свою новую знакомую Зое никак не удавалось.

— Русская.

— Я, в общем, и не предполагал, что здесь вам встретится француженка или китаянка.

Зоя угрюмо глянула, но не нашла сил пререкаться.

— Не казачка, — устало пояснила она.

Зайцев осекся. «Рассейцы?» — вот первый вопрос, которым приветствовали их здесь. Люди были или казаками, или «рассейцами». Вот что волновало всех прежде всего здесь, на бывшей земле Войска Донского. Он вспомнил красно‑розовую карту в кабинете начальника НКВД. Нет, на земле Войска Донского по‑прежнему.

— Хорошо. Не казачка. Имя у нее есть?

Русскую звали Нютой.

Переехала сюда с мужем. Жена терпеть не могла южный край. Но дом, который им сразу здесь предоставили, ей очень даже понравился.

— Домик, — уточнила Зоя. — Небольшой, но все есть.

Дальше Зайцев слушал без интереса, голос Зои жужжал, как муха, бьющаяся по стеклу. И слушать нечего. Две «русские» женщины одурели от скуки, зацепились языками. Зайцев вообразил южный рынок. Теснота, духота, густой запах парного мяса, распластованные туши, испачканные кровью колоды, головы с высунутыми языками, копыта — Зое стало дурно. Вот вам и железная комсомолка, друг, товарищ и брат. Фифа.

Все это Зайцев представил себе очень хорошо. Кроме одного.

Но не успел задать вопрос. Его мозг выхватил из Зоиного жужжания имя.

— Кренделева? — переспросил он, не поверив своим ушам.

— Ее муж — курсант‑кавалерист. Я же с самого начала о том и толкую.

Она не упоминала этого раньше, но Зайцев не стал цепляться. «Ну да, — сказал он себе, — конечно, жены. Это для Баторского и Артемова они «мальчики». А вообще‑то взрослые мужики. С женами. И домиками».

Зоя встала. Зайцев так и остался на скамейке. Он думал. В Зоиной истории, в целом простой и ясной, была одна неувязка. Вернее, две. С одной он разберется позже. Другую следовало увязать прямо сейчас.

Коза смотрела на него горизонтальными зрачками‑палочками. Белая бородка ходила из стороны в сторону, как будто коза пожевывала задумчиво. «Я тоже хотел бы знать», — мысленно ответил ей Зайцев.

— Идемте уже. Чего сидеть, — раздраженно позвала Зоя.