Рой сел на землю рядом с коляской. За годы они совершили немало прегрешений, и следующие несколько часов он провел в молитвах за душу калеки. Он надеялся: когда придет время, кто-нибудь сделает то же и для него. На закате Рой наконец встал и сделал себе бутерброд. Часть съел, а часть выкинул в сорняки. На половине следующей сигареты до него дошло, что больше необязательно жить в бегах. Теперь можно вернуться домой, сдаться. Пусть делают с ним, что хотят, лишь бы довелось еще один, самый последний разочек увидеть Ленору. Теодор никогда не понимал, как Рой может скучать по той, кого и не знал-то толком. Это правда, он и сам едва помнил, как выглядело личико девочки, но все равно тысячу раз задавался вопросом, как повернулась ее жизнь. Докуривая, уже репетировал будущий разговор с дочерью.

Той ночью он в последний раз надрался со старым другом. Разжег костер и беседовал с Теодором, будто тот еще жив, рассказывал все те же истории – про Блинчика, про Женщину-Фламинго, про Прыщееда и прочие пропащие души, которые попадались им на пути. Несколько раз ловил себя на том, что ждет, когда уже Теодор рассмеется в ответ или добавит что-нибудь, чего он сам не упомянул. Через несколько часов рассказывать больше стало нечего, и Рой почувствовал себя одиноким, как никогда в жизни. «Чертовски далеко мы забрались от Коул-Крика, а, друг?» – это были его последние слова перед тем, как лечь на одеяло.

Проснулся сразу перед рассветом. Смочил тряпку водой из трехлитровой канистры, всегда привязанной к спинке коляски. Стер грязь с лица Теодора, причесал ему волосы, закрыл глаза большим пальцем. В последней бутылке еще плескалось вино, и он поставил ее калеке на колени, а на голову ему надел потрепанную соломенную шляпу. Потом завернул пожитки в одеяло и постоял, положив руку покойнику на плечо. Закрыл глаза и сказал еще несколько слов. Понял, что больше никогда не будет проповедовать, но это ничего. Все равно ведь получалось не очень. Большинство приходило просто послушать калеку. «Жаль, что ты не пойдешь со мной, Теодор», – проговорил Рой. Попутку на дороге он смог поймать только через три километра.

Слава богу, июль подходил к концу. Карлу не терпелось опять выбраться на дорогу. Он отнес в банк две копилки, набитые чаевыми Сэнди, и перевел в бумажные деньги, потом несколько дней перед отпуском закупался припасами: раздобыл два новых костюма для себя и кружевное нижнее белье из «Джей-Си Пенни» для Сэнди, канистру моторного масла, запасные свечи зажигания, ножовку, которую увидел в распродаже и взял до кучи, пятнадцать метров веревки, набор дорожных карт южных штатов от Американской автомобильной ассоциации, две пачки сигарет «Салем» и десяток «собачьих хуев». Когда закончил с покупками и сменил в сервисе тормозные колодки, у них уже осталось сто тридцать четыре доллара, но этого хватило бы надолго. Черт, думал он, сидя за кухонным столом и пересчитывая заново, да на такие деньги неделю можно будет жить как короли. Он вспомнил, как два года назад они выезжали летом из Мида с сорока долларами в кармане. Всю дорогу жрали мясо в консервах и черствую картошку, сливали бензин и спали в душной машине, но умудрились продержаться шестнадцать дней на деньги, собранные с моделей. В сравнении с этим они в отличной форме.

И все-таки что-то его тревожило. Однажды вечером он просматривал фотографии, накручивал себя на охоту, когда наткнулся на ту, где Сэнди обнимает солдатика с прошлого лета. По косвенным признакам он замечал, что с этого убийства она ведет себя как-то не так, будто в ту ночь Карл отнял у нее что-то драгоценное. Но на снимке в выражении ее лица он теперь разглядел презрение и разочарование, которых раньше не замечал. Рассматривая снимок, Карл пожалел, что вообще купил ей пистолет. И еще эта официантка в «Белой корове». Сэнди стала расспрашивать, куда он ездит по вечерам, пока она на работе, и, хотя она не обвиняла в открытую, он начал задаваться вопросом, вдруг она что-нибудь слышала. Да и официантка вела себя не так уж дружелюбно. Наверняка это просто паранойя, но с моделями непросто справляться даже без волнений о том, что приманка обратится против ловца. На следующий день нанес визит в магазин хозтоваров в торговом комплексе «Централ-центр». Ночью, когда Сэнди уснула, разрядил ее пистолет – носила она его теперь в сумочке – и заменил разрывные пули холостыми патронами. Все равно, чем больше об этом думал, тем меньше мог представить такое положение, в котором ей пришлось бы стрелять.

Одним из последних пунктов при подготовке к поездке было распечатать заново свою любимую фотографию. Он сложил ее и убрал в кошелек. Сэнди об этом не знала, но каждый раз, когда они отправлялись в дорогу, Карл всегда прихватывал с собой копию. На этом снимке у нее на коленях лежала голова модели – той, с которой они работали на первой охоте, летом, после того как убили в Колорадо того самого сексоголика. Снимок был не из лучших, но неплох для того, кто еще только учится. Карлу напоминал Деву Марию с младенцем-Христом – с таким нежным и целомудренным выражением взирала Сэнди на модель; в первые года два ему еще удалось подловить это выражение разок-другой, но потом оно кануло в небытие. А парень? Насколько он помнил, они проехали пять дней без единого автостопщика.

Были на мели и постоянно грызлись – Сэнди хотела домой, а он уговаривал продолжать. Миновав поворот, выехали на какую-то ухабистую двухрядку под Чикаго – и там, будто манна небесная, на обочине внезапно возник он – паренек с поднятым большим пальцем. И большой же был приколист этот парень, все шутил и травил тупые анекдоты, и если Карл приглядывался хорошенько, то все еще мог разглядеть упрямство у него в лице. Вдобавок к этому, снимок всякий раз напоминал: он никогда не найдет для работы другой такой же девушки, как Сэнди.

Первое воскресное утро августа выдалось особенно жарким, и рубашка Карла уже вся вымокла от пота. Он сидел на кухне и таращился на закопченную деревянную обшивку и налет прогорклого жира на стене над плитой. Взглянул на часы – полдень. Уже четыре часа, как они должны бы быть в дороге, но вчера ночью Сэнди ввалилась вся красная, с перекошенным лицом, дышала перегаром и только и говорила, что для нее эта поездка станет последней. Все утро она приводила себя в порядок. Когда они вышли к машине, остановилась и нашарила в сумочке солнечные очки.

– Господи Иисусе, – простонала она. – Все еще мутит.

– Пока не выехали из города, надо заправиться, – пропустил Карл ее жалобы мимо ушей. Ожидая жену, решил, что не позволит ей испортить поездку. Если придется, будет с ней грубым, как только они уедут из округа Росс, подальше от ее ебаного любопытного братца.

– Блядь, у тебя вся неделя на это была, – бросила она.

– Я серьезно говорю, кончай уже.

В «Тексако» на Мейн-стрит Карл вышел и начал заправлять бак. Когда воздух прорезал высокий и резкий звук сирены, он чуть не выскочил под «мустанг», отъезжающий от колонок. Обернувшись, Карл увидал за универсалом патрульную машину Бодекера. Шериф выключил сирену и со смехом вышел наружу.

– Блин, Карл. Надеюсь, ты в штаны не наложил. – Он походя взглянул на их машину, заметил вещи на заднем сиденье. – В путешествие собрались?