– За ребенка тоже молишься?

– Что-то ты напутал, дружок. Я тут совершенно ни при чем.

– Тут – это где?

Священник заерзал на тесном сиденье машины, глянул на немецкий «Люгер».

– Она ко мне приходила, сказала, хочет исповедаться, говорила, у нее ребенок. Я пообещал, что никому не скажу.

Эрвин отступил на шаг и сказал:

– Не сомневаюсь, жирный ты сукин сын, – потом выстрелил три раза – пробил шины со стороны водителя и всадил последнюю пулю в заднюю дверь.

– Стой! – завопил Тигардин. – Стой, твою мать! – он поднял руки.

– Хватит врать, – Эрвин подошел вплотную и прижал ствол к виску священника. – Я ведь знаю, это от тебя она понесла.

Тигардин отдернул голову от оружия.

– Ладно, – сказал он. Сделал глубокий вдох. – Я клянусь, я обо всем хотел позаботиться, правда, а потом… а потом вдруг узнаю, что бедняжка покончила с собой. Она свихнулась.

– Нет, – ответил Эрвин, – ей просто было одиноко. – Он прижал ствол к затылку Тигардина. – Но не переживай, ты не будешь страдать, как она.

– Так, погоди, чтоб тебя. Господи Иисусе, парень, ты чего, убьешь священника?

– Никакой ты не священник, никчемный говна кусок, – процедил Эрвин. Тигардин заплакал, из глаз впервые с самого его детства хлынули настоящие слезы.

– Дай сперва помолиться, – всхлипнул он. Начал складывать ладони.

– Я уже за тебя помолился. Замолвил словечко у Бога, как вы, суки, всегда нас учите, попросил отправить тебя прямиком в ад.

– Нет, – только и успел сказать Тигардин, а потом раздался выстрел… Осколок пули вышел у него прямо над носом и со звоном приземлился на приборную доску. Большое тело завалилось вперед, лицо врезалось в руль. Левая нога пару раз брыкнула по педали тормоза. Эрвин подождал, пока он перестанет дрыгаться, потом залез рукой внутрь, подобрал липкий осколок и выкинул в сорняки. Теперь он уже жалел, что отстрелял первые три пули, но искать их времени не было. Торопливо разбросал лежанку и забрал банку, куда складывал сигаретные окурки. Через пять минут уже сидел у себя в машине. Банку с окурками закинул в канаву. Сунув немецкий «Люгер» под приборку, вдруг вспомнил о молодой жене Тигардина. Наверняка прямо сейчас сидит в их домишке, ждет, пока он вернется домой, – так же, как вечером будет ждать Эрвина бабушка. Откинулся на сиденье и на миг закрыл глаза, попытался думать о другом.

Завел мотор и выехал к концу Рэггед-Ридж, свернул налево на шоссе 60. Как он прикинул, если ехать без остановок, то уже к вечеру окажется в Миде, штат Огайо. Дальше он не планировал.

Четыре часа спустя в восьмидесяти километрах от Чарльстона, штат Западная Виргиния, из-под «бел-эйра» раздался стук. Он смог съехать с шоссе на стоянку заправки, пока трансмиссия не полетела окончательно. Встал на четвереньки и смотрел, как с корпуса капает последняя жидкость. «Ебаный в рот», – выругался он. Как только поднялся, вышел худой мужик в мешковатой синей спецовке и спросил, не нужна ли помощь.

– Если только у вас коробки передач не завалялось, – ответил Эрвин.

– Что, подвела, а?

– Сдохла, – сказал Эрвин.

– Куда направлялся?

– В Мичиган.

– Можешь позвонить от нас, если надо, – предложил мужик.

– Некому звонить, – стоило это сказать, как Эрвин осознал, насколько это правда. На минуту задумался. Как бы ни хотелось бросать «бел-эйр», надо было двигаться. Придется чем-то жертвовать. Он повернулся к мужику и попытался улыбнуться.

– Сколько дашь за нее? – спросил он.

Тот глянул на машину и покачал головой:

– На черта она мне сдалась.

– Движок хороший. Только пару дней назад менял контакты и свечи.

Мужик начал обходить «шеви», попинал шины, поискал на них замазку.

– Ну не знаю, – протянул он, потирая серую щетину на подбородке.

– Как насчет полтинника? – спросил Эрвин.

– Она же не угнанная?

– На меня записана.

– Даю тридцатку.

– И это максимум?

– Сынок, у меня дома пятеро детей, – сказал мужик.

– Ладно, она твоя, – сдался Эрвин. – Дай только вещи свои достану. – Он смотрел, как мужик возвращается на заправку. Вынул из багажника сумку, потом в последний раз сел в машину. В день, когда он ее купил, они с Ирскеллом сожгли целый бак бензина, пока катались по округе, – доезжали до самого Бекли и обратно. На него вдруг нахлынуло чувство, что до того, как все кончится, он потеряет намного больше. Залез под приборку и достал «Люгер», сунул за пояс. Потом вынул из бардачка документы и коробку патронов. Когда зашел в здание заправочной станции, мужик выложил на стойку тридцать долларов. Эрвин переписал паспорт и проставил дату, потом сунул деньги в кошелек. Купил шоколадку «Зэгнат» и бутылку «Ар-Си-колы». Он ел и пил впервые с утреннего кофе на кухне у бабушки. Пока жевал батончик, выглянул в окно на бесконечный поток машин, несущийся по шоссе.

– Когда-нибудь автостопил? – спросил он мужика.

В тот день Рой закончил собирать апельсины около пяти часов и забрал оплату – тринадцать долларов. Пошел в магазин на перекрестке и купил полфунта вареной колбасы со специями, полфунта сыра, батон ржаного хлеба, две пачки «Честерфилда» и три литровых бутылки белого портвейна. Приятно получать деньги каждый день. Пока возвращался к месту, где они с Теодором разбили лагерь, чувствовал себя богачом. И начальник был лучшим за все время работы, и сам он усердно трудился три недели подряд. Сегодня начальник сказал, что работы осталось дней на пять. Теодор будет рад это слышать. Ему ужасно хотелось вернуться к океану. За последний месяц они накопили почти сотню долларов – больше, чем у них было за очень, очень долгое время. План состоял в том, чтобы купить приличную одежду и снова начать проповедовать. Рой думал, что они найдут в «Гудвиле» пару костюмов баксов за десять – двенадцать. Теодор уже не мог играть на гитаре, как раньше, но они все равно справятся.

Рой перебрался через сточную канаву и направился к лагерю в роще чахлых магнолий. Увидел, что Теодор спит на земле рядом с креслом, бок о бок с гитарой. Рой покачал головой и достал бутылку вина и пачку курева. Сел на пенек и глотнул, прежде чем закурить. Прикончил уже пол-литра, как вдруг наконец заметил: по лицу калеки ползают муравьи. Бросившись к нему, Рой перекатил тело на спину. «Теодор? Эй, приятель, ты чего, очнись, – умолял Рой, тряс его и смахивал насекомых. – Теодор!»

Рой понял, что Теодор мертв, как только попытался его поднять, но все равно еще пятнадцать минут взваливал его обратно в коляску. Начал толкать по песчаной почве к шоссе, но прошел всего несколько метров и остановился. Власти полезут с вопросами, подумал он, глядя, как вдали проезжает дорогая машина. Оглядел лагерь. Может, лучше просто остаться здесь? Теодор любил океан, но и тенек ему тоже нравился. А этот лесок ничем не хуже всех прочих мест, где они останавливались со времен работы в бродячем цирке Брэдфорда.